Где апельсины зреют
Шрифт:
Онъ снялъ шляпу, досталъ носовой платокъ и сталъ отирать отъ пота лобъ и шею.
— Кескесе са? — спросила Глафира Семеновна сторожа, кивая на зданіе.
— Th'e^atre et restaurant de Jett'e Promenade, madame, — отвчалъ тотъ.
— Театръ и ресторанъ, — перевела она.
— Слышу, слышу… — откликнулся Николай Ивановичъ. А ты-то: дума, казначейство. Мн съ перваго раза казалось, что это не можетъ быть думой. Съ какой стати думу на вод строить!
— А съ какой стати театръ на вод строить?
— Да вдь ты слышишь, что тутъ, кром театра, и ресторанъ, а рестораны и у насъ въ Петербург на
— Гд-же это?
— А ресторанъ на пароходной пристани у Лтняго сада, такъ называемый поплавокъ. Конечно, у насъ онъ пловучій, а здсь на сваяхъ, но все-таки… Потомъ, есть ресторанъ-поплавокъ на Васильевскомъ остров. А то вдругъ: дума. Вдь придумаетъ тоже… Зачмъ дум на вод быть?
— А ресторану зачмъ?
— Какъ, Глафира Семеновна, матушка, зачмъ? заговорилъ Конуринъ. — Для разнообразія. Иной на земл-то въ трактир пилъ-пилъ и ему ужъ больше въ глотку не лзетъ, а придетъ въ ресторанъ на воду — опять пьется. Перемна — великая вещь. Иной разъ въ Питер загуляешь и изъ рюмокъ пьешь-пьешь — не пьется, а попробовали мы разъ въ компаніи вмсто рюмокъ изъ самоварной крышки пить, изъ простой мдной самоварной крышки — ну, и опять питье стало проходить, какъ по маслу. Непремнно нужно будетъ сегодня въ этотъ ресторанъ сходить позавтракать. Помилуйте, ни въ одномъ город заграницей не удавалось еще на вод пить и сть.
— Да это съ вами споритъ, Иванъ Кондратьичъ, что вы такъ жарко доказываете, чтобъ на вод завтракать? Ну, на вод, такъ на вод, отвчала Глафира Семеновна, остановилась, взглянула съ набережной внизъ къ вод и быстро прибавила:- Смотрите, тамъ что-то случилось. Вонъ публика внизу на песк на берегу стоитъ и что-то смотритъ. Цлая толпа стоитъ. Да, да… И что-то лежитъ на песк. Не вытащили-ли утопленника?
— Пожалуй, что утопленникъ, сказалъ Николай Ивановичъ.
— Утопленникъ и есть, поддакнулъ Конуринъ. — Сойдемте внизъ и посмотримте. Ужъ не бросился-ли, грхомъ, кто нибудь въ воду изъ этого самаго ресторана, что на сваяхъ стоитъ? Съ пьяныхъ-то глазъ, долго-ли! Въ голову вступило, товарищи разобидли — ну, и… Со мной, молодымъ, разъ тоже было, что я на Черной рчк выбжалъ изъ трактира, да бултыхъ въ воду… Хорошо еще, что воды-то только по поясъ было. Тоже вотъ изъ-за того, что товарищи мн пьяному что-то перечить начали. Пойдемъ, Николай Ивановичъ, посмотримъ.
— Да, пойдемъ. Отчего не посмотрть? У насъ дловъ-то здсь не завалило! На то и пріхали, чтобъ на всякую штуку смотрть. Идешь, Глафира Семеновна?
— Иду, иду. Гд здсь можно спуститься внизъ? обозрвала она мстность. — Вонъ гд можно спуститься. Вонъ лстница.
Они бросились къ лстниц и стали спускаться на берегъ къ вод. Иванъ Кондратьевичъ говорилъ:
— То-есть оно хорошо это самое море для выпивки, пріятно на берегу, но ежели ужъ до того допьешься, что блые слоны въ голову вступятъ, то ой-ой-ой! Бда… Чистая бда! повторялъ онъ.
VII
А крупномъ песк, въ род гравія, состоящемъ изъ мелкихъ красивыхъ разноцвтныхъ камушковъ, дйствительно что-то лежало, но не утопленникъ. Глафира Семеновна первая протискалась сквозь толпу, взглянула и съ крикомъ:
“Ай, крокодилъ”! — бросилась обратно.
— Пойдемте прочь! Пойдемте! Николай Иванычъ, не подходи!
— Да это вовсе и не крокодилъ, а большая блуга! откликнулся Конуринъ снизу.
— Какая блуга! Скорй-же громадный сомъ. Видишь, тупое рыло. А блуга съ вострымъ носомъ, возражалъ Николай Ивановичъ. — Глаша! Сходи сюда. Это сомъ. Сомъ громадной величины.
— Нтъ, нтъ! Ни за что на свт! Я зубы видла… Страшные зубы… слышалось съ лстницы. — Брр…
— Да вдь онъ мертвый, убитъ…
— Нтъ, нтъ! Все равно не пойду.
А около вытащеннаго морскаго чудовища, между тмъ, два рыбака въ тиковыхъ курткахъ, загорлые, какъ корка чернаго хлба, пли какую-то нескладную псню, а третій такой-же рыбакъ подсовывалъ каждому зрителю въ толп глиняную чашку и просилъ денегъ, говоря:
— Deux sous pour la repr'esentation! Doux sous…
Подошелъ онъ и къ Ивану Кондратьевичу и протянулъ ему чашку, подмигивая глазомъ.
— Чего теб, арапская морда? спросилъ тотъ.
— За посмотрніе звря проситъ. Дай ему мдяшку, отвчалъ Николай Ивановичъ.
— За что? Вотъ еще! Стану я платить! Тутъ не театръ, а берегъ.
— Да дай. Ну, что теб? Ну, вотъ я и за тебя дамъ.
Николай Ивановичъ кинулъ въ чашку два мдяка по десяти сантимовъ.
— Иванъ Кондратьичъ! Вы говорите, что этотъ крокодилъ мертвый? слышался съ лстницы голосъ Глафиры Семеновны, которая, услышавъ пніе, нсколько пріободрилась.
— Мертвый, мертвый… Иди сюда… сказалъ Николай Ивановичъ.
— Да мертвый-ли?
Глафира Семеновна стала опять подходить къ толп и робко заглянула на морскаго звря.
— Ну, конечно-же, это крокодилъ. Брр… — Какой страшный! бормотала она. — Неужели его эти люди здсь изъ моря вытащили? Зубы-то какіе, зубы…
Рядомъ съ ней стоялъ высокій, стройный, среднихъ лтъ, элегантный бакенбардистъ съ подобранными волосокъ съ волоску черными бакенбардами, въ свтло-сромъ ловко сшитомъ пальто и въ такого-же цвта мягкой шляп. Онъ улыбнулся и, обратясь съ Глафир Семеновн, сказалъ по русски:
— Это вовсе не крокодилъ-съ… Это акула, дикій зврь, который покойниками питается, коли ежели какое кораблекрушеніе. Здшніе рыбаки ихъ часто ловятъ, а потомъ публик показываютъ.
Услышавъ русскую рчь отъ незнакомаго человка, Глафира Семеновна даже вспыхнула.
— Вы русскій? воскликнула она.
— Самый первый сортъ русскій-съ. Даже можно сказать, на отличку русскій, отвчалъ незнакомецъ.
— Ахъ, какъ это пріятно! Мы такъ давно путешествуемъ заграницей и совсмъ почти не встрчали русскихъ. Позвольте познакомиться… Иванова, Глафира Семеновна… А это вотъ мой мужъ Николай Иванычъ, коммерсантъ. А это вотъ…
— Иванъ Кондратьевъ Конуринъ, петербургскій второй гильдіи… подхватилъ Конуринъ.
Послдовали рукопожатія. Незнакомецъ отрекомендовался Капитономъ Васильевичемъ и пробормоталъ и какую-то фамилію, которую никто не разслышалъ.
— Путешествуете для своего удовольствія? спрашивала его Глафира Семеновна, кокетливо играя своими нсколько заплывшими отъ жиру глазками.
— Нтъ-съ, отдыхать пріхали. Мы еще съ декабря здсь.
— Ахъ, даже съ декабря! Скажите… Я читала, что здсь совсмъ не бываетъ зимы.