Где апельсины зреют
Шрифт:
— Опять.
— Что опять! Я и не переставалъ. А что-то теперь моя жена, голубушка, дома длаетъ! вздохнулъ Конуринъ и прибавилъ:- Поди теперь чай пьетъ.
— Да что она у васъ такъ ужъ больно часто чай пьетъ? Въ какое-бы время объ ней ни вспомнили — все чай да чай пьетъ.
— Такая ужъ до сего напитка охотница. Она много чаю пьетъ. Какъ скучно — сейчасъ и пьетъ, и пьетъ до того, пока, какъ говорится, паръ изъ-за голенища не пойдетъ. Да и то сказать, куда умне до пара чай у себя дома пить, нежели чмъ попусту, зря, по заграницамъ мотаться, — прибавилъ
XIV
Ступая шагъ за шагомъ, компанія продолжала путь. Показалось зданіе въ род нашихъ русскихъ гостиныхъ дворовъ съ галлереею магазиновъ. Они вошли на галлерею и пошли мимо магазиновъ съ самыми разнообразными товарами по части дамскихъ модъ, разныхъ бездлушекъ, сувенировъ изъ лакированнаго дерева въ вид баульчиковъ, бюваровъ, портсигаровъ, портмонэ съ надписями “Nice”. Все это чередовалось съ кондитерскими, въ окнахъ которыхъ въ красивыхъ плетеныхъ корзиночкахъ были выставлены засахаренные фрукты, которыми такъ славится Ницца. На всхъ товарахъ красовались цифры цнъ. У Глафиры Семеновны и глаза разбжались.
— Боже, какъ все это дешево! — восклицала она. — Смотри, Николай Ивановичъ, прелестный баульчикъ изъ пальмоваго дерева и всего только три франка. А портмонэ, портмонэ… По полтора франка… Вдь это просто даромъ. Непремнно надо купить.
— Да на что теб, душечка? Вдь ужъ ты въ Париж много всякой дряни накупила, — отвчалъ тотъ.
— То въ Париж, а это здсь. На что! Странный вопросъ… На память… Я хочу изъ каждаго города что-нибудь на память себ купить. Наконецъ, подарить кому-нибудь изъ родни или знакомыхъ. А то придутъ къ намъ въ Петербург люди и нечмъ похвастать. Смотри, какой бюваръ изъ дерева и всего только пять франковъ. Вотъ, купи себ.
— Да на кой онъ мн шутъ?
— Ну, все равно, я теб куплю. Вдь у меня деньги выигрышныя, даромъ достались. И засахаренныхъ фруктовъ надо пару корзиночекъ купить.
— Тоже на память?
— Пожалуйста не острите! — вскинулась на мужа Глафира Семеновна. — Вы знаете, что я этого не терплю. Я не дура, чтобы не понимать, что засахаренные фрукты на память не покупаютъ, но я все-таки хочу корзинку привезти домой, чтобы показать, какъ здсь засахариваютъ. Вдь цлый ананасъ засахаренъ, цлый апельсинъ, лимонъ.
И она стала заходить въ магазины покупать всякую ненужную дрянь.
— Больше тридцати двухъ рублей на наши деньги на сваяхъ выиграла, такъ смло могу половину истратить, — бормотала она.
— Да вдь въ Монте-Карло подешь въ рулетку играть, такъ поберегла-бы деньги-то, — сказалъ Николай Ивановичъ.
— А въ Монте-Карло я еще выиграю. Я ужъ вижу, что моя счастливая звзда пришла.
— Не хвались дучи на рать…
— Нтъ, нтъ, я ужъ знаю свою натуру. Мн ужъ повезетъ, такъ повезетъ. Помнишь, на святкахъ въ Петербург? На второй день Рождества у Парфена Михайлыча на вечеринк я четырнадцать рублей въ стуколку выиграла и вс святки выигрывала. И въ Монте-Карло ежели выиграю — половину выигрыша на покупки, такъ ты и знай. А то вдругъ восемьдесятъ
— И вовсе ты восьмидесяти франковъ не выиграла, потому что я двадцать четыре франка проигралъ.
— А это ужъ въ составъ не входитъ. Вы сами по себ, а я сама по себ. Иванъ Кондратьичъ, да купите вы что нибудь вашей жен на память, обратилась Глафира Семеновна къ Конурину.
— А ну ее! Не стоитъ она этого! махнулъ тотъ рукой.
— За что-же это такъ? Чмъ-же она это передъ вами провинилась? То вдругъ все вспоминали съ любовью, а теперь вдругъ…
— А зачмъ она не удержала меня въ Петербург. Да наконецъ по вашему-же наущенію купилъ я ей въ Париж кружевную косынку за два золотыхъ.
— То въ Париж, а это въ Ницц. Вотъ ей баульчикъ хорошенькій. Всего только четыре франка… Вынимайте деньги.
Вскор Николай Ивановичъ оказался нагруженнымъ покупками. Вдругъ Глафира Семеновна воскликнула, указывая на вывску:
— Батюшки! Restaurant russe! Русскій ресторанъ!
— Да неужели? — удивленно откликнулся Конуринъ. — Стало быть и русскихъ щецъ можно будетъ здсь похлебать?
— Этого ужъ не знаю, но “ресторанъ рюссъ” написано.
— Дйствительно ресторанъ рюссъ. Это-то ужъ я прочесть умю по-французски, подтвердилъ Николай Ивановичъ. — Коли такъ, надо зайти и пообдать. Вдь ужъ теперь самое время.
Они вошли въ ресторанъ, отдланный деревомъ въ готическомъ стил, съ цвтными стеклами въ окнахъ и двери, уставленный маленькими дубовыми столиками съ мраморными досками.
Конуринъ озирался по сторонамъ и говорилъ:
— Видъ-то не русскій, а скорй нмецкій, на нашъ петербургскій лейнеровскій ресторанъ смахиваетъ. Вонъ даже, кажется, и нмцы сидятъ за пивомъ.
— Не въ вид, братъ, дло, а въ д,- отвчалъ Николаи Ивановичъ. — Ушки, что-ли, спросимъ похлебать? Здсь мсто приморское, воды много, стало быть и рыбное есть.
— Нтъ, нтъ, рыбъ я же стану сть! Богъ знаетъ, какая здсь рыба! Еще змей какой-нибудь накормятъ, — заговорила Глафира Семеновна.
— Закажемъ нашу русскую рыбу. Ну, стерлядей здсь нтъ, такъ сига, окуня, ершей…
— Вдь ужъ сказали, что будемъ щи есть, такъ на щахъ и остановимся.
Они сли за столикъ. Къ нимъ подошелъ гарсонъ съ прилизанной физіономіей и карандашемъ за ухомъ и всталъ въ вопросительную позу.
— Похлебать-бы намъ, почтенный… началъ Конуринъ, обратясь къ нему.
Гарсонъ недоумвалъ. Недоумвалъ и Конуринъ.
— Неужто по-русски не говорите? спросилъ онъ гарсона.
— Comprend pas, monsieur…
— Не говоритъ по русски… Въ русскомъ ресторан и не говоритъ по русски! Тогда позовите, кто у васъ говоритъ по русски. Мы русскіе и нарочно для этого въ русскій ресторанъ зашли. Не понимаешь? Ай-ай, братъ, мусью, не хорошо! Кличку носите русскую, а научиться по русски не хотите. Теперь и у насъ и у васъ “вивъ ля Франсъ” въ моду вошло, и “вивъ ля Руси”, такъ обязаны по русски пріучаться. Глафира Семеновна, скажите ему по французски, чтобъ русскаго человка привелъ намъ. Что-жъ ему столбомъ-то стоять!