Где апельсины зреют
Шрифт:
Она передвинула два франка на “paire” — и опять выиграла. Крупье бросилъ ей два франка.
— Николай Иванычъ, я ужъ три франка въ выигрыш. Можно теперь на городъ поставить? — обратилась она къ Капитону Васильевичу.
— Ставьте. Теперь можно; но только не больше франка ставьте.
— А на какой городъ?
— А на какой хотите. Поставьте на Петербургъ. Петербургъ давно не выходилъ.
— Отлично. Я въ Петербург родилась. Это моя родина.
— Ну, а другой франкъ поставьте на четъ.
Сказано — сдлано. Поздъ
— Въ ничью сыграли. Продолжайте ставить на Петербургъ по франку, совтовалъ Капитонъ Васильевичъ:- а на четъ поставьте два франка.
Опять выигрышъ на четъ и проигрышъ на Петербургъ.
— Николай Иванычъ! Я четыре франка выиграла.
— Ставьте, ставьте на Петербургъ, не бойтесь. Поставьте даже два франка, слышался совтъ и на этотъ разъ не былъ напраснымъ.
— P'etersbourg! — возгласилъ крупье, управляющій механизмомъ стола.
Другой крупье набросалъ Глафир Семеновн изрядную грудку франковиковъ.
— Николай Иванычъ! Смотри, сколько я выиграла!
— Тьфу ты пропасть! Вдь есть-же счастье людямъ! — воскликнулъ Иванъ Кондратьевичъ.
— Ставьте, ставьте скорй. Ставьте на Берлинъ, — подталкивалъ Глафиру Семеновну Капитонъ Васильевичъ.
— Ну, на Римъ. Римъ тоже давно не выходилъ.
Поздъ забгалъ.
— Стой! стой! — закричалъ Конуринъ во все горло, такъ что обратилъ на себя всеобщее вниманіе. — Мусье! Есть тутъ у васъ Пошехонье? На Пошехонскій уздъ ставлю!
Онъ протянулъ два франка.
— Rien ne va plus! — послышался отвтъ и крупье отстранилъ его руку лопаточкой на длинной палк.
— Землякъ! Чего онъ тыкаетъ палкой? Я хочу на Пошехонскій уздъ, — обратился Конуринъ къ Капитону Васильевичу. — Гд Пошехонье?
— Да нтъ тутъ такого города и наконецъ уже игра началась.
— Отчего нтъ? Обязаны имть. Углича нтъ-ли?
— Понимаешь ты, здсь только европейскіе города, города Европы, пояснилъ ему Николай Ивановичъ.
— Ну, на Европу. Гд тутъ Европа, мусью?
— Да вдь ты не хотлъ играть, даже къ столу упрямился подходить.
— Чудакъ человкъ! За живое взяло. Я говорилъ, что сердце не камень. И наконецъ, выигрываютъ-же люди. Гд тутъ Европа?
— Николай Иванычъ! Я еще четыре франка на нечетъ выиграла! раздавался голосъ Глафиры Семеновны.
— На Европу! кричалъ Конуринъ. — Вотъ три франка!
— Да нтъ тутъ Европы. Есть Петербургъ, Москва, Лондонъ, Римъ.
— Римъ? Это гд папа-то римскій живетъ?
— Ну, да. Вотъ Римъ.
— Вали на папу римскую! Папа! Выручай, голубушка! На твое счастье пошло! бормоталъ Конуринъ, когда поздъ забгалъ по рельсамъ.
— Москва! Я выиграла на Москву! радостно вскрикнула Глафира Семеновна.
Крупье опять цридвинулъ къ ней грудку серебра. Конуринъ чертыхался.
— И папа римская не помогъ! Вотъ игра-то, чортъ ее задави, чтобъ ей ни дна, ни покрышки!
— Нельзя-же,
— Вы-же съ перваго раза выиграли. И съ перваго, и съ третьяго, и съ седьмаго…
— Тьфу, тьфу, тьфу! Пожалуйста, не сглазьте. Чего это вы?… Типунъ-бы вамъ на языкъ.
— Землякъ! Нтъ-ли здсь какого-нибудь муходанскаго города? Я на счастье муходанскаго мурзы-бы поставилъ, коли на папу римскаго не выдрало. Или нтъ. Глафира Семеновна на что поставила… На что она, на то и я.
И Конуринъ бросилъ въ тотъ-же четыреугольникъ, гд стояла ея ставка, пятифранковую монету.
— Не смйте этого длать! Вы мн мое счастіе испортите! Николай Иванычъ! Сними! Послушайте, вдь это-же безобразіе! Вы никакого уваженія къ дам не имете! Ну, хорошо! Тогда я переставлю на другой городъ.
Она протянула руку къ своей ставк, но поздъ уже остановился.
— Londres! возгласилъ крупье и сталъ пригребать къ себ лопаточкой и ставку Глафиры Семеновны и ставку Конурина.
— Вдь это-же свинство! Я прямо черезъ него проиграла. Позвольте, разв здсь дозволяется на чужое счастье ставить? раздраженно бормотала Глафира Семеновна.
Конуринъ чесалъ затылокъ.
— Поставлю въ какой-нибудь турецкій городъ на счастье муходанскаго мурзы, и ежели не выдеретъ — лицомъ не стану даже оборачиваться къ этимъ проклятымъ столамъ, говорилъ онъ. — Какъ турецкій-то городъ называется?
— Константинополь, подсказалъ Николай Ивановичъ.
— Ставлю на Константинополь пятерку. — Мусье! Гд Константинополь?
— Постой. Поставлю и я серебрянный пятакъ. Константинополь!
Николай Ивановичъ кинулъ на столъ пяти франковую монету. Капитонъ Васильевичъ пошарилъ у себя въ жилетномъ карман, ничего не нашелъ и сказалъ Глафир Семеновн:
— Позвольте мн, сударыня, пять франковъ въ займы. Хочу и я на нечетъ поставить. При первомъ свиданіи отдамъ. Или нтъ… Дайте лучше для ровнаго счета десять франковъ, просилъ у Глафиры Семеновны Капитонъ Васильевичъ.
Она дала. Играли вс, но выиграла только она одна три франка на четъ и, сказавъ “довольно”, отошла отъ стола.
— Сколько выиграла? спросилъ ее мужъ.
— Можешь ты думать: восемьдесятъ семь франковъ! Нтъ, мн непремнно надо играть! Завтра-же подемъ въ Монте-Карло. Я въ рулетку хочу пуститься. Иванъ Кондратьичъ, вы сколько проиграли?
Вмсто отвта тотъ сердито махнулъ рукой.
— Пропади она пропадомъ эта проклятая игра! выбранился онъ.
XII
Супруги Ивановы и Конуринъ можетъ быть еще и дольше играли-бы въ азартныя игры у столовъ, тмъ боле, что кром испытанныхъ уже ими лошадокъ и желзной дороги, имлась еще игра въ покатый билліардъ, но Капитонъ Васильевичъ, взглянувъ на часы, заторопился на поздъ, чтобы хать домой. Онъ сталъ прощаться.