Где апельсины зреют
Шрифт:
— Асти… Асти… — подсказала красавица.
— Ну, давай, гарсонъ, Асти, давай вонъ, что барыня требуетъ.
Лакей побжалъ исполнять требуемое. Глафира Семеновна съ шумомъ отодвинула отъ себя стулъ и поднялась изъ-за стола.
— Я не хочу больше обдать. Я въ номеръ къ себ пойду… — сказала она раздраженно. — Можете пьянствовать одни съ вертячкой.
— Матушка, голубушка, да какое-же это пьянство! — старался убдить ее мужъ.
— Ну, ладно. Я теб покажу потомъ!
Николай Ивановичъ сидлъ молча, уткнувшись въ тарелку.
— Ты не пойдешь наверхъ въ номеръ? — обратилась
— Глафира Семеновна, пойми ты, я сть хочу.
Глафира Семеновна, закусивъ губы, вышла изъ столовой.
— Чего это она? Ревнуетъ тебя, что-ли? спросилъ Конуринъ Николая Ивановича.
— Не понимаю… пожалъ тотъ плечами. — Нервы у ней, что-ли! Не можетъ видть хорошенькихъ женщинъ. Какъ заговоритъ со мной какая-нибудь хорошенькая бабенка — сейчасъ скандалъ. А между тмъ сама такъ какъ кокетничаетъ съ мужчинами! Вотъ хоть-бы тогда въ Ницц, при игр въ лошадки, съ этимъ лакеемъ, котораго ей почему-то вздумалось принять за графа. Нервы…
— Много воли даешь — оттого и нервы. Вотъ какъ я своей баб въ Петербург потачки не даю, такъ у ней и нервовъ нтъ, наставительно замтилъ Конуринъ.
Красавица между тмъ, видя отсутствіе Глафиры Семеновны, спрашивала ихъ съ хитрой улыбкой:
— Madame est malade?
— Малядъ, малядъ… разводилъ руками Николай Ивановичъ. — Захворала… Мигрень… Ля тетъ… указывалъ онъ наголову. — Нервы эти самые… Компренэ? Ля фамъ всегда нервъ…
— Oui, oui, monsieur… Je sais… кивнула ему красавица, насмшливо подмигнувъ.- Jl n’у а rien `a faire… пожала она плечами.
— Ничего не подлаешь, мадамъ, коли баба закапризничаетъ, говорилъ Конуринъ. — Закусила удила и убжала. Вотъ и лекарства не дождалась отъ нервовъ, хлопнулъ онъ по бутылк шипучаго итальянскаго Асти, поданнаго ему слугой. — Ну, да мы и безъ нея выпьемъ… Пожалуйте-ка вашъ стакашекъ… показывалъ онъ жестами.
Красавица протянула ему свой стаканъ. Конуринъ налилъ ей, налилъ себ и проговорилъ:
— За вашу распрекрасную красоту и ловкость. Кушайте…
Протянулъ и Николай Ивановичъ свой стаканъ къ красавиц. Выпили.
— Вотъ такъ, Николаша, вотъ такъ… Что тутъ обращать на жену такое особенное вниманіе. Пей, да и длу конецъ. Будешь очень-то ужъ баловать, такъ она сядетъ теб на шею да и ноги свситъ, ободрялъ Николай Ивановича Конуринъ.
Тотъ махнулъ рукой и какъ-бы преобразился.
— Анкоръ, мадамъ… предложилъ онъ красавиц вина.
Красавица не отказывалась. Завязался разговоръ. Она говорила по-французски, мужчины говорили по-русски, и она и они сопровождали свои слова мимикой и, удивительно — какъ-то понимали другъ друга. Первая бутылка была выпита. Николай Ивановичъ потребовалъ вторую.
— Важная штучка! похваливалъ Конурину собесдницу Николай Ивановичъ. — И какая не спсивая!
— Отдай все серебро и вс мдныя — вотъ какая апетитная кралечка, прищелкивалъ языкомъ Конуринъ. — Въ здшней гостинниц она живетъ, что-ли? Спроси.
— Въ готель? Иси? спрашивалъ собесдницу Николай Ивановичъ, показывая пальцемъ въ потолокъ и, получивъ утвердительный отвтъ, сказалъ:- Здсь, здсь. Вмст съ нами, въ одной гостинниц живетъ.
— Ахъ, чортъ возьми! воскликнулъ Конуринъ.
— Мадамъ! Анкоръ! предлагалъ красавиц вина
— Гарсонъ! Еще такую-же сулеечку! кричалъ Конуринъ и показывалъ лакею пустую бутылку.
Обдъ кончился. Вс вышли изъ-за стола, а Николай Ивановичъ, Конуринъ и ихъ собесдница продолжали сидть и пить Асти. Лица мужчинъ раскраснлись. Масляными глазами смотрли они на красавицу, а та такъ и кокетничала передъ ними, стрляя глазами.
XLII
Николай Ивановичъ потребовалъ еще бутылку Асти, но красивая собесдница на отрзъ отказалась пить, замахала руками, быстро поднялась изъ-за стола и, весело улыбаясь, почти побжала изъ столовой. Конуринъ и Николай Ивановичъ послдовали за ней. Выйдя изъ столовой, она направилась къ подъемной машин и вскочила въ нее, сказавъ машинисту “troisieme”. Мужчины тоже забрались за ней въ подъемную карету и сли рядомъ съ ней, одинъ по одну сторону, другой по другую. Щелкнулъ шалнеръ и машина начала поднимать ихъ. Въ карет было темновато. Николай Ивановичъ не утерплъ, схватилъ собесдницу за руку и поцловалъ у ней руку. Она отдернула руку и кокетливо погрозила ему пальцемъ, что-то пробормотавъ по-французски. Конуринъ только вздыхалъ, крутилъ головой и говорилъ:
— А и кралечка-же! Только изъ-за этой кралечки стоитъ побывать въ Рим. Право слово.
Подъемная машина остановилась. Они вышли въ корридоръ третьяго этажа. Собесдница схватила Конурина подъ руку и побжала съ нимъ по корридору, подошла къ двери своей комнаты, бросила его руку и, блеснувъ блыми зубами, быстро сказала:
— Assez. Au revoir, messieurs. Merci…
Щелкнулъ замокъ и дверь отворилась. Конуринъ стоялъ обомлвшій отъ удовольствія. Николай Ивановичъ ринулся было за собесдницей въ ея комнату, но она тотчасъ-же загородила ему дорогу, шаловливо присла, сдлавъ реверансъ, и захлопнула дверь.
— Ахъ, шельма! могъ только выговорить Николай Ивановичъ. — Чертенокъ какой-то, а не баба!
— Совсмъ миндалина! — опять вздохнулъ Конуринъ, почесалъ затылокъ и сказалъ товарищу:- Ну, теперь пойдемъ скорй ублажать твою жену.
Комнаты ихъ находились этажемъ ниже и имъ пришлось спускаться по лстниц. Когда они очутились въ корридор своего этажа, то увидли Глафиру Семеновну, выходившую изъ своей комнаты. Она была въ шляпк и въ ватерпруф. Глаза ея были припухши, видно было, что она плакала, но потомъ умылась и припудрилась. Увидавъ мужа и Конурина, она отвернулась отъ нихъ. Николай Ивановичъ то весь съежился и сдлалъ жалобное лицо.
— Ахъ, Глаша! И не стыдно это теб было ни съ того ни съ сего разкапризиться! заговорилъ онъ. — Хоть бы Ивана-то Кондратьича посовстилась. Онъ все-таки посторонній человкъ.
— Отстань…
Глафира Семеновна зашагала по корридору по направленію къ лстниц. Мужчины послдовали за ней.
— Послушай. Куда это ты?
— Въ театръ… Компанію себ искать, отвчала она, стараясь быть какъ можно боле равнодушной, между тмъ въ говор ея, въ походк и въ жестахъ такъ и сквозилъ гнвъ. — Ты нашелъ себ за столомъ компанію, должна и я себ искать. Не безпокойся, не рохля я, съумю себ тоже какого-нибудь актера найти!