Где апельсины зреют
Шрифт:
— Ну, понесла ахинею! махнулъ рукой Николай Ивановичъ.
Глафира Семеновна обидлась.
— Отчего я не называю ахинеей вашъ коньякъ? сказала она. — Васъ коньякъ и всякое вино въ каждомъ город интересуетъ, а меня мстоположеніе и дйствіе личностей. Вы вотъ сейчасъ въ ресторан спрашивали какого-то венеціанскаго вина, котораго никогда и не бывало, потому гд здсь винограду рости, если и земли-то всего одна площадь, да одна набережная, а остальное все вода.
— Ну, вотъ поди-жъ ты! А мн помнится, что венеціанское вино есть, сказалъ Николай Ивановичъ. — Везд
— Стало быть завтра утромъ, голубушка, вызжаемъ? спросилъ Конуринъ.
— Завтра, завтра, отвчала Глафира Семеновна. — А теперь будемъ голубей кормить. Вонъ голубей кормятъ. Вы знаете,’здсь мода кормить голубей и имъ даже отъ полиціи на казенный счетъ каждый день мшокъ корма отпускается. Это я знаю по описанію. Вотъ эта самая Франческа, про которую я въ роман читала, тоже ходила каждый день на площадь кормить голубей и здсь-то влюбилась въ таинственнаго доминиканца. Вонъ и голубиный кормъ мальчики продаютъ. Николай Иванычъ, купи мн тюрючекъ.
Николай Ивановичъ купилъ тюрюкъ какого-то смени и передалъ жен. Та начала разбрасывать голубямъ кормъ. Голубей были тысячи. Они бродили около ногъ бросающихъ имъ кормъ, садились имъ на руки, на плечи. Кормленіемъ голубей занимались дти въ сопровожденіи нянекъ, молодыя двочки-подросточки съ гувернантками, нсколько туристовъ съ дорожными сумками и биноклями черезъ плечо. Одинъ голубь слъ на руку Глафир Семеновн и клевалъ съ руки. Она умилялась и говорила:
— Вотъ точно также и къ Франческ слъ голубь на руку, а подъ крыломъ у него она нашла любовную записку отъ доминиканца — и съ этого любовь ихъ началась.
Николай Ивановичъ стоялъ и насмшливо улыбался.
— Вотъ нашла потху въ Венеціи! говорилъ онъ. — Голубей кормить… Этой потхой ты можешь и у насъ въ Питер заниматься, стоитъ только на Калашниковскую пристань съ лабазамъ отправиться. Тамъ тоже ручные голуби и каждый день ихъ кормятъ.
— Странный вы человкъ! Тамъ простые голуби, а здсь венеціанскіе, знаменитые, происходящіе отъ тхъ голубей, которые въ старину Венецію спасли, отвчала Глафира Семеновна.
— Ври больше! Какъ это голуби могутъ городъ спасти?
— Какъ спасли — этого я уже не знаю, а только изъ описанія извстно, что спасли — вотъ изъ-за этого-то ихъ черезъ полицію на городской счетъ и кормятъ.
— Брось! Пойдемъ куда-нибудь.
Глафир Семеновн ужъ и самой надоли голуби, она звнула и отвчала мужу:
— Идти больше некуда. Что было въ Венеціи земли — мы, кажись, всю обошли, а хать на лодк можно. Возьмемъ лодку и подемъ по каналамъ.
Они отправились къ себ въ гостинницу, оставили тамъ свои закупки, взяли у пристани своей гостинницы гондолу и велли гондольеру везти ихъ осматривать городъ.
Мрно ударяя единственнымъ весломъ о воду, гондольеръ повезъ ихъ сначала въ адмиралтейство, показалъ по дорог жалкій клочекъ земли, засаженный деревьями и составляющій городской садъ, свозилъ на мостъ Ріальто съ устроенными на немъ торговыми лавками по сторонамъ. У моста компанія высадилась на пристань, прошла по мосту, обозрла
— Фу, мерзость! проговорилъ Конуринъ и плюнулъ.
— Вотъ теб и Апельсинія-матушка, прибавилъ Николай Ивановичъ. — Совсмъ ужъ здсь не апельсинами пахнетъ.
— Да ужъ Апельсинія давно кончилась. Здсь хоть и Италія, а апельсины растутъ разв только въ фруктовыхъ лавкахъ, отвчала Глафира Семеновна и скомандовала гондольеру, чтобы онъ везъ ихъ въ гостинницу.
— Аля мезонъ! Плю витъ… Гранъ каналь… Альберго Бо Риважъ.
— Oui, madame… отвчалъ гондольеръ и вывезъ ихъ опять на Canal Grande.
Опять начались облупившіеся палаццо древней венеціанской аристократіи, нын наполовину занятые гостинницами.
— Палаццо Пезаро! восклицалъ гондольеръ, указывая на какой-нибудь не приглядный, стоящій уже десятки лтъ безъ ремонта дворецъ, выстроенный въ стил Ренесансъ, а Глафира Семеновна читала на немъ вывску, гласящую, что здсь помщается гостинница “Лондонъ”. — Палаццо Палержи! продолжалъ онъ свои указанія, но и на этомъ палаццо ютилась вывска какой-то гостинницы.
— Немного-же есть здсь любопытнаго, созналась Глафира Семеновна, когда гондола ихъ подъхала къ пристани гостинницы. — Признаюсь, Венецію я себ много интересне воображала! Ну, теперь пообдаемъ въ гостинниц, вечеромъ на площадь на музыку сходимъ, а завтра съ утреннимъ поздомъ и отправимся въ вашъ любезный Питеръ, прибавила она и кивнула Конурину.
Тотъ весь сіялъ отъ удовольствія и радостно потиралъ руки.
LXXVIII
Въ полномъ разочарованіи узжала на другой день Глафира Семеновна изъ Венеціи. Прозжая въ гондол по Canal Grande на станцію желзной дороги, она говорила:
— Эдакая поэтичная эта самая Венеція на картинкахъ и по описаніямъ въ романахъ, и такая она скучная и вонючая въ натур.
— По истин выденнаго яйца не стоитъ, поддакнулъ ей Конуринъ. — Только разв что на вод стоитъ, а то что это за городъ, гд даже часы двадцать четыре часа показываютъ!
Николай Ивановичъ, сидя въ гондол, подводилъ въ своей записной книжк карандашомъ расходы по путешествію.
— За дв съ половиной тысячи перевалило, а еще надо отъ Венеціи до Вны дохать, да отъ Вны до Петербурга, ворчалъ онъ. — А все покупки и рулетка. Покупокъ цлую лавку съ собой веземъ.
Глафира Семеновна не слушала его и продолжала:
— По описанію, Венеція славится красивыми женщинами, а до сихъ поръ мы все видли такихъ, что, какъ говорится, ни кожи, ни рожи. Вотъ и вчера на музык… Я даже хорошенькой ни одной не видала.