Где апельсины зреют
Шрифт:
— Плевать! что мн макаронница? Мало они у насъ во время скитанія по Италіямъ жилъ-то вымотали! Матушка, голубушка, шарманщица моя милая! Черезъ шесть дней у жены буду! — подвинулся Конуринъ къ сосдк-итальянк и даже передъ самымъ ея носомъ ударилъ отъ радости въ ладоши, такъ что та, въ полномъ недоумніи, смотря на него, забилась въ самый уголъ купэ.
LXXIII
Проснувшись на другой день рано утромъ въ вагон, Глафира Семеновна выглянула изъ окошка и въ удивленіи увидала, что поздъ идетъ совсмъ по вод. Она бросилась къ окну на противоположную
— Боже мой! Да вдь ужъ это Венеція! воскликнула она и стала будить мужа и Конурина, спавшихъ крпкимъ сномъ:- Вставайте… Чего спите! Въ Венецію ужъ пріхали, говорила она. — По вод демъ.
Николай Ивановичъ и Конуринъ встрепенулись, протерли глаза и тоже бросились къ окнамъ.
— Батюшки! Вода и есть. О, чтобъ ее эту Венецію!.. дивился Конуринъ и заговорилъ на распвъ: — Конченъ, конченъ дальній путь. Вижу край родимый…
— Ну, братъ, до родимаго-то края еще далеко… отвчалъ Николай Ивановичъ.
— Все-таки ужъ это будетъ послдняя остановка въ Италіи. Голубушка, Глафира Семеновна, не засиживайтесь вы, Бога ради, долго въ этой Венеціи, упрашивалъ Конуринъ.
— Нтъ, нтъ. Только осмотримъ городъ и его достопримчательности и вонъ изъ него. Можете ужъ быть уврены, что посл Капри на пароход по морю никуда не поду. Довольно съ меня моря. Только по каналамъ будемъ здить.
— Ну, вотъ и отлично… Ну, вотъ и прекрасно… Вода направо, вода налво… дивился Конуринъ, посматривая въ окна, и прибавилъ:- Тьфу ты пропасть! Да гд-же люди-то живутъ?
— А вотъ сейчасъ прідемъ на какой-нибудь островъ, такъ и людей увидимъ.
— Сторожевыхъ будокъ даже по дорог нтъ. Гд-же желзнодорожные-то сторожа?
— А лодочки-то съ флагами попадались? На нихъ должно быть желзнодорожные сторожа и есть. Гондольеръ! Гондольеръ! Вонъ гондольеръ на гондол детъ! воскликнула Глафира Семеновна, указывая на воду. — Я его по картинк узнала. Точь въ точь такъ на картинк.
Дйствительно, не въ далек отъ позда показалась типическая венеціанская черная гондола съ желзной алебардой на носу и съ гондольеромъ, стоящимъ на корм и управлявшимъ лодкою однимъ весломъ.
— Какъ называется? спросилъ Конуринъ.
— Гондольеръ… Гондола… Вотъ это венеціанскіе-то извощики и есть. Они публику по каналамъ и возятъ.
— Зачмъ-же онъ на дыбахъ стоитъ и объ одномъ весл?
— Такой ужъ здсь порядокъ. Никто на двухъ веслахъ не здитъ. Гондольеръ всегда объ одномъ весл и всегда на дыбахъ.
— Оказія! Что городъ, то норовъ, что деревня, то обычай.
Локомотивъ свистлъ. Поздъ подъзжалъ къ станціи. Вотъ онъ убавилъ пары и тихо вошелъ на широкій, крытый желзомъ и стекломъ желзнодорожный дворъ. На платформахъ толпилась публика, носильщики въ синихъ блузахъ, виднлись жандармы. Глафира Семеновна высунулась изъ окна и стала звать носильщика.
— Факино! Факино! Иси! кричала она.
— Земли-то у нихъ все-таки хоть сколько-нибудь есть, говорилъ Николай Ивановичъ. — Вдь станція-то на земл стоитъ. А я ужъ думалъ, что вовсе безъ земли, что такъ прямо изъ вагона на лодки и садятся.
Поздъ остановился. Въ вагонъ вбжалъ носильщикъ.
— Въ гостинницу. То бишь, въ альберго…
— Gasthaus? О, ja, madame. Kommen Sie mit… отвчалъ на ломаномъ нмецкомъ язык носильщикъ и захвативъ вещи, повелъ ихъ за собой…
— Что это? По нмецки ужъ говоритъ? Нмецкимъ духомъ запахло? спросилъ Николай Ивановичъ жену.
— Да, да… Это должно быть оттого, что ужъ къ нметчин подъзжаемъ. Вдь я вчера смотрла по карт… Тутъ посл Венеціи сейчасъ и Австрія.
Носильщикъ вывелъ ихъ на подъздъ станціи. Сейчасъ у подъзда плескалась вода, была пристань и стояли гондолы. Были гондолы открытыя, были и гондолы кареты. Гондольеры въ башмакахъ на босую ногу, въ узкихъ грязныхъ панталонахъ, безъ сюртуковъ и жилетовъ, въ шляпахъ съ порванными широкими полями, кричали и размахивали руками, наперерывъ приглашая къ себ сдоковъ, и даже хватали ихъ за руки и втаскивали въ свои гондолы.
Ивановы и Конуринъ сли въ первую попавшуюся гондолу и поплыли по Canal grande, велвъ себя везти въ гостинницу. Вода въ канал была мутная, вонючая, на вод плавали древесныя стружки, щепки, солома, сно. На-право и на-лво возвышались старинной архитектуры дома, съ облупившейся штукатуркой, съ полуразрушившимся цоколемъ, съ отбитыми ступенями мраморныхъ подъздовъ, спускающихся прямо въ воду. У подъздовъ стояли покосившіеся столбы съ привязанными къ нимъ домашними гондолами. Городъ еще только просыпался. Кое-гд заспанные швейцары мели подъзды, сметая соръ и отбросы прямо въ воду, въ отворенныя окна виднлась женская прислуга, стряхивающая за окна юбки, одяла. Гондола, въ которой сидли Ивановы и Конуринъ, то и дло обгоняла большія гондолы, нагруженныя мясомъ, овощами, молокомъ въ жестяныхъ кувшинахъ и тянущіяся на рынокъ. Вотъ и рынокъ, расположившійся подъ желзными навсами, поставленными на отмеляхъ съ десятками причалившихъ къ нему гондолъ. Виднлись кухарки съ корзинами и красными зонтиками, пріхавшія за провизіей, виднлись размахивающія руками и галдящія на весь каналъ грязныя торговки. Около рынка плавающихъ отбросовъ было еще больше, воняло еще сильне. Глафира Семеновна невольно зажала себ носъ и проговорила:
— Фу, какъ воняетъ! Признаюсь, я себ Венецію иначе воображала!
— А мн такъ и въ Петербург говорили про Венецію: живописный городъ, но ужъ очень вонючъ, отвчалъ Николай Ивановичъ.
— А я такъ даже живописнаго ничего не нахожу, вставилъ свое слово Конуринъ, морщась. — Помилуйте, какая тутъ живопись! Дома — разрушеніе какое-то… Разв можно въ такомъ вид дома держать? Двадцать пять лтъ они ремонта не видали. Посмотрите вотъ на этотъ балконъ… Вс перила обвалились. А вонъ этотъ карнизъ… Вдь онъ чуть чуть держится и наврное не сегодня, такъ завтра обвалится и кого-нибудь изъ проходящихъ по башк създитъ.
— Позвольте… Какъ здсь можетъ карнизъ кого-нибудь изъ проходящихъ по башк създить, если мимо домовъ даже никто и не ходитъ, перебила Конурина Глафира Семеновна. — Видите, прохода нтъ. Ни тротуаровъ, ничего… Вода и вода…
А гондольеръ, стоя сзади ихъ на корм и мрно всплескивая по вод весломъ, указывалъ на зданія, мимо которыхъ прозжала гондола, и разсказывалъ, чьи они и какъ называются.
— Maria della Sainte… Palazo Grastinian-Lolin… Palazo Foscari… раздавался его голосъ, но Ивановы и Конуринъ совсмъ не слушали его.