Где апельсины зреют

Лейкин Николай Александрович

— Плюнь… Брось… Пренебреги… Пусть подавятся… Только-бы выбраться поскорй изъ этой Италіи. Немного ужъ имъ, шарманщикамъ, осталось издвательства надъ нами длать, всего только одна Венеція впереди. Вдь только одна Венеція, барынька, намъ осталась, а тамъ ужъ и домой, въ Русь православную? отнесся онъ къ Глафир Семеновн.

— Домой, домой… отвчала та.

— Слава теб, Господи!

И Конурянъ даже перекрестился большимъ крестомъ.

Поздъ, везшій Ивановыхъ и Конурина въ Венецію, длалъ большія остановки въ Рим, во Флоренціи и другихъ городахъ,

но Конуринъ почти не выходилъ даже въ станціонные буфеты, питался суходеніемъ въ вид булокъ съ колбасой, сыромъ, бараниной и запивалъ все это виномъ чіанти, покупая его у итальянокъ разносчицъ на станціонныхъ платформахъ. Даже умыться на другой день пути не могла заставить его Глафира Семеновна. По дорог попадалось много интереснаго, Ивановы то и дло обращали его вниманіе на что-нибудь на станціяхъ, но онъ былъ ко всему апатиченъ и отвчалъ:

— А! что тутъ! Ни на что и смотрть не хочется! Только-бы поскорй домой.

Онъ высчитывалъ не только дни, когда прідетъ въ Петербургъ, но даже часы. То и дло шевелилъ онъ пальцами и говорилъ:

— Сегодня у насъ пятница, завтра суббота… Завтра утромъ, вы говорите, мы будемъ въ Венеціи? спрашивалъ онъ.

— Да, да… отвчала Глафира Семеновна.

— Въ которомъ часу?

— Да, говорятъ, рано утромъ, въ шесть часовъ.

— Въ шесть часовъ въ субботу въ Венеціи. Субботу и воскресенье на осмотръ… Въ воскресенье вечеромъ стало быть изъ Венеціи выдемъ въ Питеръ?

— Ахъ, Иванъ Кондратьичъ, да разв это можно такъ наврное сказать… Какъ понравится Венеція.

— Позвольте… Да что въ ней нравиться можетъ? Городъ, какъ городъ. Т-же макаронники, я думаю, т-же шарманщики, т-же апельсинники.

— Вотъ ужъ это совсмъ напротивъ. Венеція совсмъ особенный городъ, нисколько не похожій на другіе города.

— Да вдь вы, матушка, не видли его.

— Не видла, но знаю по картинкамъ, знаю по описаніямъ. Другаго подобнаго Венеціи города нтъ въ цломъ мір. Прежде всего онъ весь на вод.

— На вод? Гмъ… Да нешто мало вамъ эта самая вода-то надола? Кажется, ужъ оттрепала такъ, когда мы съ Капри хали, что до новыхъ вниковъ не забудете.

— Ахъ, Венеція совсмъ другое дло. Венеція стоитъ на каналахъ и тамъ никакой качки не можетъ быть. На такихъ каналахъ вотъ какъ наши петербургскіе Крюковъ каналъ, Екатерининскій каналъ, Мойка, только въ Венеціи ихъ тысячи.

— Тысячи? Ну, ужъ это вы…

— Да, тысячи. Вы знаете, въ Венеціи совсмъ извощиковъ нтъ. Одни лодочники.

— Какъ извощиковъ нтъ? Ну, ужъ это не можетъ быхъ.

— Увряю васъ, что извощиковъ нтъ. Тамъ все на лодкахъ… На гондолахъ… Выходишь изъ подъзда дома и сейчасъ каналъ… Даже набережныхъ нтъ. Прямо съ подъзда садишься въ лодку и дешь, куда теб требуется.

— А ежели мн требуется въ театръ или въ трактиръ… или въ церковь…

— Въ театръ и въ трактиръ прямо къ подъздамъ на гондол и подвезутъ. Въ церковь надо — къ паперти подвезутъ. Церковныя паперти на воду выходятъ.

Конуринъ улыбнулся и сказалъ:

— Зубы заговариваете, барынька.

— А вотъ увидите.

Тамъ нтъ земли.

— Позвольте… На чемъ-же дома-то стоятъ?

— На вод… Такъ прямо изъ воды и выходятъ. Что вы сметесь? Вдь я-же видла на картинкахъ. Удивляюсь, какъ вы-то не видали. Картинъ Венеціи множество въ Петербург. И масляными красками есть писанныя, и такъ въ журналахъ, въ книгахъ.

— Гд-же видть-то? Наше дло торговое. День деньской въ лавкахъ… Книгъ совсмъ не читаемъ.

— А я видлъ Венецію на картинкахъ, много разъ видлъ, — похвастался Николай Ивановичъ. — Ты, Конуринъ, съ женой не спорь. Она правильно… Въ Венеціи земли совсмъ нтъ, а только одна вода.

— Городъ безъ земли?.. Охъ, трудно поврить! — покрутилъ головой Конуринъ. — А гд-же покойниковъ-то у нихъ хоронятъ, ежели земли нтъ?

— Покойниковъ-то? спросилъ Николай Ивановичъ и замялся. — Глаша! Гд у нихъ, въ самомъ дл, покойниковъ хоронятъ? — отнесся онъ къ жен.

— Да ужъ должно быть на лодкахъ въ какой-нибудь другой городъ хоронить увозятъ, — дала отвтъ Глафира Семеновна и прибавила:- Венеція изъ-за этихъ каналовъ самый интересный городъ. Вода, вода и вода вмсто улицъ.

— И травки нтъ, и садовъ нтъ? — допытывался Конуринъ.

— Нтъ, нтъ и нтъ.

— Тьфу ты, пропасть! Надо будетъ жен письмо написать, что вотъ пріхали въ городъ безъ земли. Впрочемъ, что-жъ писать-то! Вдь ужъ скоро увижусь съ ней. Въ субботу и въ воскресенье въ Венеціи этой самой… — началъ разсчитывать Конуринъ. — Въ воскресенье выдемъ изъ нея… Во сколько дней изъ Венеціи до Питера можно дохать? — спросилъ онъ Глафиру Семеновну.

— Да дня въ четыре. Только мы должны хоть день въ Вн отдохнуть.

— Матушка, голубушка! Подемте домой безъ отдыха? — взмолился Конуринъ. — Какой тутъ отдыхъ. Въ вагонахъ отдохнемъ! Въ вагонахъ даже лучше… Обсидишься — прелесть…

— Надо, надо теб Вну показать, — перебилъ его Николай Ивановичъ. — Мы-то Вну видли въ нашу прежнюю поздку заграницу, а теб надо.

— Ничего мн не надо, ничего… Ну, ее, эту Вну къ чорту! Помилуйте, при мн векселя… Мн на будущей недл по векселямъ получать, на будущей недл сроки… Нтъ, нтъ. Слышишь, ежели вы въ Вн останетесь, сажай меня въ вагонъ до русской границы, и я одинъ поду. Перстами буду въ дорог разговаривать, ногами, глазами, а ужъ доду какъ-нибудь. Что мн Вна! Да провались она! Къ жен, къ жен! Въ Питеръ! Охъ, что-то она, голубушка, тамъ длаетъ!

— Да что длать… Чай пьетъ, — перебила его, улыбаясь, Глафира Семеновна.

— А вы почемъ знаете? — спросилъ Конуринъ и, посмотрвъ на часы, прибавилъ:- Да, пожалуй что теперь чай пьетъ. Отъ Венеціи до Питера, вы говорите, четыре дня… Понедльникъ, вторникъ, середа, четвергъ… — разсчитывалъ онъ по пальцамъ и вдругъ воскликнулъ:- Въ четвергъ дома съ женой за самоваромъ буду сидть! Ура! Черезъ шесть дней дома!

— Чего вы кричите-то! Только срамитесь. Вдь вы не одни въ купэ… — остановила его Глафира Семеновна. — Смотрите, вонъ итальянку-сосдку даже шарахнуло отъ васъ въ сторону.