Где сокрыта библиотека

Ибаньез Изабель

– И?

– И я завела несколько полезных знакомств в отеле, - сказала она.
– Я умею собирать информацию.

– Если дело только в этом, то почему ты злишься?

Она подошла и ткнула указательным пальцем мне в грудь.

– Потому что каждый раз, когда ты со мной разговариваешь, каждый раз, когда задаешь вопросы, это звучит как обвинение, - она глубоко вздохнула, раздувая ноздри.
– И это раздражает.

– Я не буду за это извиняться.

– Конечно, не будешь, - сказала она, закатив глаза.
–

Но хочешь знать, что я думаю?

Я ждал, надеясь, что мое молчание ее подстегнет. Люди говорят больше, когда они расстроены или находятся под давлением.

– Мне кажется, ты видишь во мне качества, которыми лично обладаешь, - ее голос резко опустился до шепота.
– И ты это ненавидишь. Я готова поставить все, что у меня есть, все свои сбережения, что ты ненавидишь некоторые свои черты. Вечное недоверие, цинизм, интеллект, инстинктивное обдумывание, как использовать окружающих ради собственной выгоды.

– Я не…

– Так и есть, - твердо сказала она.
– Это то, что делает тебя хорошим специалистом в своей области. Мы - выжившие. В нас заложено делать все возможное, чтобы избежать боли, остаться в живых, быть на шаг впереди остальных. Мы добиваемся своего любыми возможными способами.

Каждое слово вызывало раздражение. Потому что она была права.

– А когда нам кто-то дорог, мы становимся защитниками, - продолжила Айседора тем же тихим шепотом.
– Мы пойдем на что угодно, чтобы помочь им, спасти их от самих себя. Потому что в этом мире существует всего пара человек, которых мы любим, и мы отправим в ад любого, кто причинит им боль.

Она перевела взгляд на Инез, но я не отследил его. Я продолжил смотреть на Айседору.

– Я вижу тебя насквозь, потому что глядя на тебя, словно смотрю на свое отражение, - сказала она.
– Так вот. Вернемся к насущному вопросу. Ты позаботился об экипаже?

Я отвернулся, не желая соглашаться с ней. Легче было считать ее врагом. Легче, чем признать нашу схожесть и что это не мешает Инез полностью доверять ей. Потому что тогда мне пришлось бы смириться с тем, что Инез больше не хочет видеть меня рядом.

От внезапно разыгравшихся эмоций у меня разболелась голова. Гнев, разочарование. А также горе, если бы я позволил себе его испытывать. Мне некого было винить, кроме себя.

Я помассировал виски, как никогда мечтая о чашечке кофе. Кучер скучал в ожидании, широко зевая, лошади тихо фыркали. Даже животные были возмущены столь ранним часом. Я протянул парню пригоршню монет.

– Ты не мог бы подождать нас?

Он огляделся, нахмурившись.

– Здесь?

– Да, - сказал я, указывая за спину на остров Фарос.
– Мы хотим посмотреть маяк.

Кучер кивнул, хотя продолжал выглядеть озадаченным.

– В такой час?

– Я не следую планам, - пробормотал я, протягивая еще пару франков.

– Тебе следует отослать его, - сказала Айседора.
– Невежливо заставлять его ждать.

Я проигнорировал ее и обратился к парню:

– Мы скоро вернемся. Не уезжай.

Мы имели в запасе час, ну может быть два, прежде

чем солнце покажет свой лик. Если мы не улизнем до этого, то я сорвусь на Айседоре, наплевав на последствия. Я смотрел на Средиземное море: оно было беспокойным и тревожным, словно знало, что его собираются потревожить. Вдоль кромки воды расположилось множество раскачивающихся лодок, пришвартованных у узкого причала, который простирался на пару метров вперед. За ним виднелись очертания острова Фарос, волны с упоением разбивались о его скалистые берега. В восточной части все еще можно было увидеть Александрийский маяк, даже спустя тысячелетия - впечатляющее зрелище, несмотря на утрату верхних этажей, которые когда-то указывали кораблям дорогу, освещая своим пламенем ночь.

– Какой высоты он был?
– спросила Инез, когда мы пошли прочь от экипажа и ее внимание привлекло древнее чудо.

– В маминых записях упоминалось, что в высоту он достигал не менее сорока этажей, - покачала головой Айседора, изумляясь.
– Только представь, как его строили! Пот и тяжкий труд каждого рабочего.

– И все ради того, чтобы землетрясение похоронило большую часть в море, - сказал я без энтузиазма.
– Ничто не вечно под луной.

– Твой цинизм снова дает о себе знать, - пробормотала Инез.

– Я и не пытаюсь его скрывать, - пробормотал я в ответ.

Затем более громко сказал:

– Ладно, мы увидели маяк. Давайте вернемся в отель, выпьем чаю, кофе и нормально поедим.

Какая-то часть меня не могла поверить, что я говорю это. Если Лурдес действительно верила, что Хризопея Клеопатры спрятана в основании маяка, мне следовало обыскать каждый угол. Но у меня внутри все сжалось, кровь запульсировала в жилах от предвкушения, требуя быть начеку. Тело перешло в состояние повышенной готовности.

Что-то было не так.

Или вот-вот будет не так.

Если я чему-то и научился за время службы в армии, так это доверять собственной интуиции. И сейчас она подсказывала, что нужно увести Инез как можно дальше от этого места. Приготовить оружие и держать палец на спусковом крючке. Я потянулся за ножом, который всегда хранил в ботинке, но этот ублюдок Стерлинг забрал его.

– Мы только приехали, - сказала Инез.
– Сейчас я не поверну назад. Мама может находиться внутри, а если ее здесь нет, то она могла оставить следы. Думаю, нам стоит осмотреться. Если только у тебя нет лучшей идеи, как ее найти?

Я скрестил руки, от напряжения у меня свело челюсти.

– Оставшуюся часть пути безопаснее преодолеть по воде. Но для этого придется украсть лодку.

— Это не так уж далеко, - сказала Айседора, сморщив свой острый нос.
– Жаль, что мы не захватили с собой сменную одежду. Мы можем промокнуть.

Я не стал отвечать на эту чепуху.

Инез указала на ряд рыбацких лодок.

– Давай возьмем одну из них. Не нужно красть. Мы вернем ее на место, когда закончим, и я могла бы оставить в ней насколько монет.