Gelato… Со вкусом шоколада
Шрифт:
Стремительный откат назад и бешеное расстояние, которое в солидный шаг не преодолеть, чтобы задницей не разорваться — вот так сейчас обстоят наши с ней дела! Одно неосторожное движение и можно в пропасть улететь, или погибнуть смертью храбрых, перескочив на берег недруга, но бывшего когда-то твоим «собратом по несчастью». Хуже нет того, кто переметнулся из слаженного стана преданных друзей в когорту ненавидящих тебя людей…
Сижу, как школьник в кабинете у грозного «директора», который листает мой дневник, словно чрезвычайно познавательную книжку с картинками
— Прошу прощения, — кашляю и стучу носком по полу. — Э-э-э… Простите! Алё! — нагло щелкаю перед его носом пальцами. — У меня мало времени. Скажите что-нибудь…
Да я к чертям отселе на все четыре стороны пойду! До чего паршивое местечко. Обстановка — просто швах, а еще этот больничный, пропитанный заразой, мерзкий запах. Здесь нельзя долго находиться человеку со слабой психикой или синдромом гиперактивности и рассеянного внимания. Не то чтобы я чего-то здесь боюсь, но не передать словами и нашим крепким матом, как я задолбался сюда кататься, словно на работу, огромные доходы от которой скрываю от родного государства, мухлюя с подоходным и на прибыль налоговым богатством.
— Вы торопитесь? — не поднимая на меня глаза, сипит венерический придурок, пошло искривив влажные и очень пухлые, как у надутой крали, губы.
— Есть еще дела, — ухмыляюсь.
— Я ведь не гуляю, — плечами пожимает.
А я ничего такого и не утверждаю!
— Понимаю, — опустив голову, шепчу. — Совсем херня, да? — рассматриваю холодный кафель на полу, слежу за швами, как за венозной сеткой больного, измученного устойчивой заразой.
— С чего Вы взяли? — я мельком замечаю, как он вскидывает на меня глаза и дружелюбно улыбается. — Одну минуту, пожалуйста.
— Я подожду за дверью, — резко подрываюсь со своего места.
Твою мать! Я ведь, правда, больше не могу. Это сущий ад и чересчур жестокое наказание. Болеть — не весело, а так, как я, к тому же и заразно. Чтобы с нами было, если бы…
— Скажите, пожалуйста, мне пересдать анализ или Вы назначите дополнительные обследования? Пересмотрите лечение? «Да» или «нет»? От таблеток меня тошнит, а мази…
Мрак, страх, ужас, тьма и… Стыдоба!
— … и я, клянусь всеми богами, идолами и деревянными истуканами, что выпрусь за одну секунду из этой комнаты и не буду отвлекать Вас от очень важного занятия. У меня есть личная жизнь, Вы слышите? Есть человек, это девушка, женщина…
Та, которую я по недоразумению обидел невниманием!
— … с которой я хотел бы построить серьезные отношения, а вместо этого, я на свидания хожу с врачом, которому нет никакого дела, он занят общественно-полезным занятием. Что такого важного Вы делаете, что не можете на пять минут оторваться, чтобы сообщить, как обстоят мои дела? — застегиваю свой пиджак и, двигаясь задом, обхожу стоящий посередине, приготовленный для жестокой экзекуции, металлический звенящий от моих действий стул, и таким образом,
— Прошу прощения, — бросает взгляд на карточку, на которой написаны мои инициалы и гордая фамилия, — Петр…
— Григорьевич! — вскинув подбородок, поправляю эскулапа, делая «дяде» замечание.
— Присядьте, пожалуйста, Петр Григорьевич. Присядьте-присядьте, — просьбу дополнительно кивает головой. — Давайте спокойно?
— «Да» или «нет»? «Здоров и все в порядке» или «приходите завтра», потому что нет в жизни ни справедливости, ни счастья?
— Прекрасное чувство юмора, — прикрыв рот кулаком, смеется.
Комплимент? Или издевка? Но на всякий случай:
— Благодарю, — но садиться все же не спешу.
Он перекрещивает руки на груди и откидывается на спинку кресла, выступающего над его лысиной и колышущемся волосяным пушком. Словно трон из бесконечной фэнтезийной сказки о борьбе добра со злом за престольное наследство.
«Ну, ну, ну, ну-у-у-у?» — молчаливо заклинаю мужчину в белом халате, надетом на больничный светло-голубой костюм.
— Учет, контроль, барьерная контрацепция, внимательность и доверие. Доверие к девушке, к которой тянется сердечко. Обязательно предупредите ее, что проходили лечение. Это необходимо сделать. Из уважения, например. И потом, внимание к таким вопросам никогда не помешает.
— Вы поэт? — хмыкаю.
Я что-то не пойму, это был ответ или затянувшееся либретто перед основной частью, в которой будет вынесен неутешительный вердикт с огромным крестом на возможном личном счастье.
— Иногда, но вообще-то я…
— Венеролог? — шиплю, выставив ему на обозрение свои зубы.
— Там другая специализация, если что. Но венеролог, так венеролог. Курс придется пропить до конца, Петр Григорьевич. Вас тошнит?
Похрен! Уже неважно.
— Немного. Я не привык к диетическому питанию по утрам, а из-за этой химии поглощаю овсяную кашу с каким-то тостом, словно…
Баба! Пожалуй, от грубого сравнения в этом кабинете воздержусь.
— Я изменю дозировку и регулярность. Оставим только, — он смотрит в собственные записи, — то, что поддерживает состояние, а с остальным закончим, заодно проверим, как система самостоятельно отрегулирует Ваше самочувствие.
— Я здоров? — зубов не разжимая, приглушенно рычу.
— Да. Но…
— Но?
— Есть такое понятие, как группа риска, понимаете?
Пожизненное клеймо и черная на члене метка?
— Как долго?
— Последите за собой и за девушкой, конечно, — он что-то пишет, больше не поднимая головы и не отвлекаясь на возвышающегося над его столом меня…
Господи, как легко дышать! Словно камень с души свалился, а сам я скинул полтонны чужого веса, который вынужденно несколько долгих месяцев на своем горбу таскал. Я, наконец-то, получил освободительный мандат на собственное счастье. Рассиживаясь в машине, листаю рекомендации и прочитываю результаты последнего анализа:
«Отрицательно, отрицательно, отрицательно…».