Gelato… Со вкусом шоколада
Шрифт:
— С женщиной спят, когда она нравится, Велихов! Когда она интересует, возбуждает, будоражит, когда ее, в конце концов, хотят или желают. Что со мной не так?
К чему она ведет?
— Мы выясняем отношения? — ухмыльнувшись, уточняю.
— Ты игнорируешь меня, словно я пустое место. Словно я резиновая кукла, на материал которой у тебя аллергия и возможный анафилактический шок впоследствии, но ты не можешь отказать себе в моем присутствии в своей кровати только потому, что…
— У тебя все же ПМС, любимая? — язвлю, предполагая. —
— Козел! — Смирнова бьет меня в плечо. — Не я это все придумала. Не я, Велихов. Ты устроил этот фарс, это бесконечное рукоблудие и холостую дрочку. У меня вот такой, — демонстрирует мне лодочку, построенную из маленьких ладоней, — мозоль на нетронутом тобой варенике, который ты облизываешь, словно хочешь жрать, а дальше, бедненький, не знаешь, что с моим пельменем делать. Так боишься поломать?
Боюсь!
— Я не девственница и у меня были до тебя сексуальные отношения. Недолгие, неудачные, но я была с мужчиной по обоюдному согласию. А ты…
— Хочешь меня, да? — откладываю вилку и нож, откидываюсь на спинку и снимаю ногу, давая ей долгожданную свободу.
Тоня отворачивается, демонстрируя мне завитой затылок.
— Хочу, — внезапно долгожданное признание выдает.
— Влюбилась?
— Я тебя хочу, — шепчет Ния. — И больше ничего, — тише добавляет.
— Скажи, пожалуйста, — настаиваю на своем, — да или нет?
— Да, — опустив голову, бормочет куда-то в пол, отвернувшись от меня. — Ты выиграл, — и тут же тихо добавляет. — Деревянный идиот! Жестокий, грубый. Ты такой тяжелы-ы-ы-ый…
— Тонь? — зову ее. — Вернись сюда. Посмотри на меня, пожалуйста.
Она молчит, но громко дышит. По-моему, даже всхлипывает и как будто хнычет. По крайней мере, я слышу жалобный скулеж.
— Все-все! — замечаю, как что-то смахивает с лица в районе глаз. — Забыли и проехали. Сменим тему. Сейчас я приведу себя в порядок. Не трогай, — дергает рукой, брыкается и не разрешает взять себя за плечо. — Дай минуту.
Это, что ли, слезы? А Смирнова тихо плачет. Плачет от того, что вынужденно в слабости ко мне призналась или есть другая нехорошая причина? От осознания своего желания у Тонечки случилась тихая истерика и почти семейные разборки с наспех выдуманным мужем.
Блуждаю взглядом по ресторанной обстановке, рассматриваю удачный антураж и сервировку столов, укрытых белоснежными скатертями, стопорюсь глазами на снующих туда-сюда официантах, а вдоволь насмотревшись и дав ей успокоиться, прикладываюсь лбом в женское подрагивающее плечо.
— Пойдем со мной.
— Куда?
— Тебе понравится. Покатаемся, развеемся, остудим разум.
— Ты услышал, что я сказала? — бухтит себе под нос.
— Конечно.
— Ты понял?
— Конечно.
— Хочешь, чтобы умоляла, да? Жаждешь сатисфакции и дословного исполнения своего желания. Мне на коленях постоять? Берешь выигрыш или…
— Это омерзительно
— Решил благородного сыграть? — перекрещивает руки на своей груди, скукоживается и сводит вместе плечи. — Я не буду пресмыкаться, а в мужское благородство не верю, как ни старайся. Все вы одним миром мазаны. Лицемеры, шарлатаны!
— Считаешь, что мужчина всегда готов и ему плевать на ту, которую он берет.
— А разве нет? — рычит со злостью.
— Нет. Перестань, — еще раз цепляю ее локти и пытаюсь развернуть скрутившегося человеческого ежа. — Не будь ребенком, Ния.
— Пошел ты! — наклоняется вперед и выгибает мне навстречу спину. — Не приставай. Я не в настроении. Одного только не пойму. Скажи, пожалуйста…
— У?
— Зачем добивался, если брать не хочешь? Я сглупила с этим браком? Обиделся, что без твоего согласия на себе женила? Нет проблем, Пиноккио. Я даю тебе развод, а ты опять свободен. Ну?
— Сейчас я настроен на прогулку верхом, Тонечка, с тобой. Посмотрим природу, поднимемся на гору, — меняю тему разговора, отвлекая и снимая с повестки дня неудобную проблему, о которой не хотел бы говорить и уж тем более в чем-то признаваться в этом месте.
Она глубоко и тяжело вздыхает, сильно задирает подбородок. Я слышу, как Ния шумно выдыхает и змеей шипит:
— Я не ездила лет десять, если не больше. Не уверена, что выдержу все, что ты там запланировал. Это экскурсия?
— Да.
— Групповая? Мы опаздываем?
— Нет.
— Господи! — мотает головой. — Дура, дура… Идиотка! Забудь, что я сказала, Велихов. Всё! Всё-всё!
— Мы будем отдыхать, щенок, — обнимаю и подтягиваю ее к себе спиной. — Ты не права, Тузик.
А ее признание я точно не смогу забыть. Пусть не просит и не умоляет.
— В чем же я ошиблась? — вполоборота задает вопрос.
— Я хочу тебя.
Добавить бы к желанию уточнения «очень», «сильно» и… «Довольно долго»!
— М-м-м, — откидывает голову и затылком утыкается мне в лоб. — Врешь?
— Нет! Я не хочу спешить, Смирнова, — шепчу в основание женской шеи. — Разрушить просто — все испортить, поторопиться, разорвать связи, растоптать зыбкий домик на морском песке. Прошу тебя, давай поговорим об этом немного позже.
— Ты очень странный, Петя, — Тоня крутит головой и сильнее упирается, продавливая мне лобную кость.
Я знаю и сильно удивляюсь всем действиям, которые рядом с ней произвожу.
— Подождем, подождем… Вернемся домой.
— Да пошел ты! — подпрыгивает на своем месте, волчком вращается и пытается через меня, поверх моей головы, с разбегу перемахнуть. — Дай мне жить, Велихов. Руки убери, козел! Что это такое?
— Успокойся, — перехватываю и, озираясь по сторонам на глазеющую достопочтенную, но, сука, до тошноты скучную и пресную публику, впечатываю Нию полностью в себя. — Не кричи, пожалуйста!