Gelato… Со вкусом шоколада

Иголкина Леля

«Мой подарок слишком пошлый, к тому же никому не нужный, очень грубый и совсем не современный».

Она так истово нудела, наигранно почти рыдала и всячески пыталась оскорбить меня: то я ни черта не догоняю — «деревянный мальчик и трам-пам-пам» — что это вообще такое; то я бестактный и грубый друг, который решил поиздеваться над ее Егором, то я чертов балагур, который принял декорированную шлейку для большой собаки, типа какой-нибудь овчарки из французских Альп, за товар для постельных игр взрослых теть и дядь. Она отчаянно хотела выставить меня чокнутым придурком, а в результате сама смешно смотрелась, а после неосторожных

слов сестрицы о том, что в ее интимном магазине наверняка такие штучки тоже есть, когда вся доблестная ватага количеством не больше двух уродов — Мантурова и Горового — одномоментно повернула свои лица к ней в надежде послушать умные рассуждения или жалкое подобие отмазки от того, что ей предписала подруга по семейному гнезду, Смирнова сникла и лицом и речью, и в кои-то веки, надеюсь, что навечно, проглотив язык, заткнулась. Курю и выражаю слабую надежду, что сникла навсегда или до нашей новой встречи.

Дверь в накуренное мною помещение вдруг открывается и пропускает «ого-го воинственную как» Смирнову.

— Ты… — шипит Антония, направляясь очень четким шагом ко мне. — Ты… — выставляет указательный палец и тычет им мне в грудь. — Черт…

— Это мужской туалет, Ния, — через зубы, сжимая сигарету, говорю.

— Выйдем? — оглядывается по сторонам, тут же замечает свое отражение в зеркале, одергивает слегка задравшееся на бедрах платье и поправляет колечки красиво — чего уж тут о чем-то говорить — уложенных коротких волос.

— Мне и здесь неплохо, — ухмыляюсь. — Чего тебе?

— Что ты себе позволяешь? — через зубы произносит.

— Ничего такого. Разве что сигаретой девочку не угостил. Желаешь присоединиться? — одной рукой протягиваю ей пачку, а ладонью второй похлопываю по подоконнику, разыскивая зажигалку.

— Я не курю, — бросает беглый взгляд еще раз в зеркало и тут же перекрещивает руки на своей груди. — Велихов!

— Угу? — вынимаю сигарету изо рта и снова убираю пепел. — Что, злобный Тузик? Я весь внимание. Так сосредоточен, что даже страшно. Чего тебе, маленький щенок?

— Что это за… — вижу, как смущается, как отчаянно подбирает подходящие слова, как следит за тем, как в общем смотрится, как держится неоперившимся молодцом. Она старается, да только все без толку. Смирнова повержена своим же оружием. Ее разрекламированный ею же, как это ни странно, ходовой товар попал в те или, увы, не в те большие руки. О последнем узнаю позже, когда мой деловой партнер поделится со мною впечатлениями о ночи, в которую он с Тонечкой опробует все эти кожаные поворозки и колечки. И все же маленькое уточнение: если Мантуров осмелится или Антония подставит тельце под собачью, исключительно по ее мнению, шлейку.

— Зачем пришла? — смотрю на усыпанное пеплом дном банки и пальцами давлю недокуренную сигарету.

— Что ты еще хочешь? Я ведь все сказала.

А вот об этом могла бы и не напоминать…

После моего неоднозначного и вызвавшего бурю наигранного и очень лживого негодования подарка, Ния решила преподнести свой и выдала при всей честной компании, что принимает любезное предложение Егора и окажет ему свою честь, став его законной женой. Дашка взвизгнула и захлопала в ладоши, Ярослав сдержанно поздравил будущего молодожена, перегнувшись через весь стол, здоровой рукой он шлепнул по плечу сосредоточенного и в то же время умиротворенного известием Егора, а я, надувшись и состроив буку,

отвернулся, разыскивая официанта, чтобы попросить горячительной добавки для празднования того события, к которому кому-то предстоит еще готовится, чтобы не ударить в грязь лицом. Чего я, собственно говоря, и добивался, то и получил сегодня вечером сполна. Но что-то непредсказуемо проснулось и странным шепотком напомнило о себе, словно я на этом празднике не наелся и требую добавки в виде сладкого стола. Не знаю, что меня так сильно завело, разозлило и заело, как будто хрень какая-то в душе скребет…

— Я выйду замуж за Егора, Петя.

— Причина? — сформировав из своих пальцев когти, цепляюсь ими за край окна. Раскачиваюсь вперед-назад и полосую стерву взглядом.

— Причина? — подходит слишком близко и по-змеиному вытягивается ко мне лицом. — Ты, что ли, издеваешься?

— Ну да, — усмехаюсь. — Давай, Антония, наверное, сделаем так. Я начну, а ты закончишь предложение…

— Пошел ты! Придурок деревянный!

— Я выхожу замуж за Мантурова, потому что… — взмахиваю рукой, понукая ее озвучить свое обоснование. — Ну же? Теперь твои слова.

— Он хороший и порядочный мужчина, — спокойно отвечает.

Это я и без нее прекрасно знал. Правда, у этого задрота есть проблема с несоблюдением личных границ другого человека, но, вероятно, в последнем виноват тот человек, а стало быть, я сам. Дать бы ему по роже, когда он без тени всяческого стеснения сует свой нос в МОИ дела, перегибаясь через МОЕ тело, установив острый подбородок на МОЕМ плече.

— Таких полно, Смирнова. Ты всех намерена собой одарить, выйдя за каждого, кто позовет тебя, замуж?

— Чего тебе еще?

— Еще разочек, Ния, — отталкиваюсь от того, на чем сижу, пошатываясь от выпитого алкоголя, плавно выпрямляюсь и встряхиваю ноги, вальяжно, мягко и неторопливо, подхожу вплотную к Тузику и с высоты своего роста смотрю на заглядывающую снизу на меня девчонку.

У нее красивые и очень умные разноцветные глаза…

Я таких не встречал, ни разу в жизни. И кто бы что ни говорил о том, что это генетическая шутка, природная насмешка, сбой в цепочке ДНК, несмертельный, но довольно странный дефект, особенность, крутая фишка, как по мне, это очень мило и совсем не страшно.

— Не смотри, пожалуйста, так, — Тоня смаргивает несколько раз, а на последнем действии закрывает веки и прячет свои глазки, но странным образом зачем-то приоткрывает рот. — Мне тяжело… Что ты делаешь, Петя?

Второй раз за неполные десять минут Смирнова называет меня по имени. Это ведь тоже что-то значит или я придумываю, накручиваю и ошибаюсь, выдавая простое имя собственное за что-то многозначительное, существенное и очень важное.

— Я выхожу замуж за Егора, потому что… — еще раз почти шепотом, выдыхая ей в лицо, произношу.

— Он сделал предложение, — мягко отвечает и всхлипывает.

Все обаяние и красота Смирновой на хрен испарились. Дура она и есть дура! Недалекая и очень приземленная девица. Такой неутешительный для меня ответ и вывод не скрасят даже ее прекрасные глаза.

— Выходи за меня! — наклонившись к ее уху, говорю. — Я предлагаю!

— Петя-я-я-я… — пищит и немного откланяется назад.

Укладываю руки ей на талию и прижимаю податливым, но упругим телом к себе, на корню срезая жалкую и читаемую мной попытку скрыться и задом уползти в кусты.