Геммы. Орден Сияющих
Шрифт:
Процокав через пробуждающийся городок, экипаж свернул на извилистую дорогу, ведущую к вершине холма. Илай оправил форму и заранее приосанился, девушки тоже привели себя в относительный порядок. Все трое и наверняка кучер могли мечтать только о том, как бы размять кости и отдохнуть после долгого пути, тем более что последние сутки они нигде не останавливались, лишь бы добраться быстрее.
Вот впереди показались решетчатые ворота. Разумеется, в такую рань еще опущенные. Однако ж у входа не стояло ни единого караульного, только на краю крепостной стены возвышалась статуя.
– И как
– Не стоит, барин, – посоветовал кучер. – Я сейчас поближе подойду, там должна быть сторожка.
Пока все судорожно зевали на пронизывающем ветру, он сделал несколько шагов к воротам. Но дойти не успел – статуя вдруг сорвалась со стены и полетела вниз. Илай едва успел задвинуть Рину себе за спину, а Диана приняла боевую стойку, как фигура приземлилась на булыжный подъезд к воротам с грацией стопудовой белки – уперев один кулак в раскрошившиеся от удара каменные плиты и согнув колени. Затем подняла голову.
Илай не удержался от пораженного вздоха:
– Голем!
И еще какой. Прежде ему доводилось встречать всего одну живую статую – им был капитан дворцовой гвардии Аристарх. Но тот выглядел в точности так, как и полагалось голему – лицо его было серого оттенка, а по коже бежала тонкая сеть трещин, что заменяла ему боевые шрамы. Эта живая статуя изображала девушку, причем в наряде горничной: на ней было скромное платье с передником и затейливо повязанная косынка. Волосы, уложенные серебристыми локонами, даже не колыхались на ветру. Больше всего ее отличало от дворцового стража то, что ее лицо выглядело естественным, будто у девушки из толпы, но в то же время кукольным.
Что самое странное, голем показалась Илаю смутно знакомой.
– Кто таковы? – сурово осведомилась девушка, поднимаясь с обломков. Роста она была невысокого, но и немаленького. Падение не нанесло ей ни малейшего ущерба. – И по какому праву явились?
Катерина Дубравина незаметно выскользнула вперед, деликатно подвинув не только геммов, но и заикающегося кучера. Приблизившись к стражу, она объявила:
– По праву крови и имени. Служи мне, как служишь всему роду, дому его и этим стенам.
Замерев на миг, точно обдумывая что-то, служанка вдруг склонила голову набок.
– А, стал быть, ты Андрюшино чадо? Не спознала. Да и ты меня, поди, не помнишь – я тебя младенцем на руках держала.
Илай, немного сориентировавшись, задумался: это ж сколько лет девице, которой на вид никак не больше двадцати? Големы могут длить свое существование веками, пока стоят стены, из камней которых их создали и наделили искусственным разумом ваятели. А этим стенам – он покосился на крепость – не меньше трех столетий. Выходит…
– Ну, не стойте, как три осинки посередь дубравы. – С этими словами горничная-голем легко, точно деревянный люк, приподняла кованые ворота и подтянула ворот с цепью, чтобы мог проехать экипаж. – Будьте гостями славного дома. А меня можете называть Евдокией… – она окинула компанию оценивающим взглядом, – або просто Дусей.
Как ни следил, Илай никак не мог понять, куда деваются все инструменты. Дуся заканчивала резать мясо, но нигде не
Заметив, как Илай, вытянув шею, заглядывает ей через плечо, Дуся кокетливо надула губы и поинтересовалась:
– Любуешься?
Илай отпрыгнул и откашлялся:
– Кхм… У тебя пор нет.
– Чего-о-о?
– Ну, дырочек в коже. Вот таких. – Он показал на себе.
Присмотревшись, горничная фыркнула:
– У меня дюже много чего нет. Мужа, к примеру.
И, оставив Илая недоумевать, она, напевая, удалилась.
С хозяином замка общаться было не в пример проще, чем с норовистой прислугой, к слову единственной на всю каменную громаду.
Дед Катерины Андреевны и отец Советника, Феофан Платонович Дубравин, оказался презанятнейшим старичком со страстью к собирательству. Вот только собирал он не статуи и не картины, как пристало богатым графьям, а, как он их называл, «обломки великой гиштории». Целые залы и галереи родового гнезда полнились стеклянными витринами, где, точно драгоценности в клюковском хранилище, лежали наконечники стрел, копий, щербатые монеты и плошки – ничем не лучше тех, что стали ловушками для призраков в ущелье Меча. Деревянные манекены в человеческий рост были облачены в старинные, траченные молью кафтаны, шаровары и кушаки, а в руках держали чудовищного вида бердыши и топоры. На большом столе посреди зала была разложена плешивая кольчуга. На стенах красовались местами прожженные стяги с гербами, каких Илай не мог припомнить даже по работе в Архиве. Милосерднее всего прошедшие века обошлись с мечами, и те занимали почетные места поверх подкрашенных каплевидных щитов. Весь этот любопытный хлам рассказывал о минувшей славе княжества Белоборского – ныне Белоборской волости, части Паустаклавской империи.
Когда кто-нибудь из местных вонзал соху в почву и натыкался на приметный камушек, то не торопился его выкидывать через плечо, а нес землевладельцу – то бишь Феофану Платоновичу. Тот находку рассматривал под лупою, ковырял специальным тоненьким крючком да проходился кисточкой. И, если невзрачный комочек, по его мнению, нес в себе хоть крупицу той самой «гиштории», нашедшего одаривали серебрушкой. Себя Феофан Платонович называл энтузиастом и дилетантом, но у него были немалые амбиции.
– Когда помру, – заговорщически сообщил он во время одной из экскурсий, – все это собрание отойдет в Белый Бор. Ничто не будет утеряно!
– Так ведь сгорел Белый Бор в Страшную Годину, – заметила Диана, недвусмысленно подбираясь к бердышу, чье древко было выше ее на пол-аршина. – Там теперь Иждег – выжженная пустошь, где никто не селится и не пашет.
– Верно говорите, сударыня. – Дубравин галантно, но настойчиво отстранил ее загребущие лапки от раритета. – Да только я ожидал от вас большей осведомленности. Юноша, может, вы знаете? Все же вы янтарь.
Илай только плечами пожал с улыбкой, не сообразив, что от него хотят услышать.