Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
Царица рассеянно кивнула, разом утратив интерес к этой теме, и Аданэй смог вздохнуть с облегчением.
– Зато Элимера я знаю неплохо, – произнес он. – И вот что я тебе скажу, Лиммена. При его правлении Отерхейн стал намного опаснее, чем раньше, но есть и у Элимера одно слабое место. А если подумать, так даже не одно, – Аданэй улыбнулся, и Лиммена взглянула на него в нетерпеливом ожидании.
– Он слишком прямолинеен, он привык все решать силой, – продолжил Аданэй. – А еще он не терпит даже намеков на оскорбление или унижение своей особы, тут же впадает в гнев. А в гневе теряет разум. Если правильно сыграть на этих слабостях,
Лиммена молчала, задумчиво смотря в никуда, потом медленно повернула голову к любовнику и спросила:
– Как мы можем использовать эти его слабости?
Аданэй безучастно пожал плечами:
– На твой вопрос невозможно ответить сразу, надо думать. У тебя же куча советников, Лиммена, так пусть думают.
– Если бы они могли! – проворчала она раздраженно. – Что ж, придется им вспомнить, как это делается.
– Попробуй пустить по Отерхейну слух, что Аданэй… – он слегка запнулся на собственном имени. – Что Аданэй жив. Потому что его жизнь угрожает власти кхана. Если пройдет такой слух, то и в народе, и среди вельмож начнется волнение. И если Элимер поверит слухам хотя бы на малую часть, он забудет о покое. Появится надежда, что натворит глупостей, которыми можно будет воспользоваться.
Глаза царицы прищурились, и она, пронзительно взглянув на Айна, кивнула:
– Я скажу об этом завтра на совете. Мы подумаем, как лучше все это устроить.
И умолкла. Аданэй не стал прерывать тишину, нарушила ее сама Лиммена. Она потянулась к нему с поцелуем и прошептала:
– Спасибо тебе. После разговора мне действительно стало легче, – и с придыханием добавила: – Мой возлюбленный солнца.
А дальше все было как обычно. Лиммена превратилась из царицы в женщину, поглощенную собственным влечением. Дурманящая душная ночь, шепот и стоны, а затем – нездоровый беспокойный сон, в который они погрузились, когда начало светать. В царские покои она в эту ночь так и не вернулась, задержавшись в комнатах любовника до полудня.
***
Ниррас уже готовился отойти ко сну, когда раздался стук в дверь. Советник, на всякий случай вооружившись кинжалом, медленно подошел к ней, осторожно приоткрыл и, увидев, кто стоит на пороге, резко распахнул.
– Аххарит! – воскликнул он. – Чего тебе?
– Хотел кое о чем спросить. И кое о чем сказать.
– В такое время? До завтра не терпит?
– Терпит. Но лучше сегодня.
– Так и быть, – проворчал Ниррас. – Но давай быстрее. Выкладывай, что хотел.
Аххарит прошел вглубь покоев, советник закрыл дверь и уставился на него в нетерпении.
– Тут лучше не торопиться, господин Ниррас, – уронил тот.
– Давай уже говори!
Потрясающая наглость этого мальчишки одновременно возмущала, удивляла и восхищала советника, так что он не всегда понимал, как на нее реагировать.
– Я видел, – сказал Аххарит, – как ты выходил от этого отерхейнца. Что ты там делал?
А вот на это Ниррас уже не мог смолчать.
– Да кто ты такой, – процедил он, – чтобы
– Не стоит так злиться. Я ведь не враг тебе. Но этот новый любимец Лиммены меня настораживает, а тут еще и ты проявляешь к нему особый интерес. Что тебя с ним связывает?
– Ты ведь сам сказал: он – отерхейнец. Вот я и расспрашивал его об Отерхейне.
"Проклятье! Почему я оправдываюсь?" – пронеслось у советника в голове.
– Тогда почему ты не вызвал его к себе, а сам пришел к нему, какому-то рабу?
– А почему тебя этот "какой-то раб" так сильно беспокоит? Подумаешь, была у Лиммены одна игрушка, теперь – другая.
– О, нет! Это не так! – рассмеялся Аххарит. – Все знают, что этот – не просто очередной любимец. Она его слушается! Именно это меня и беспокоит. Кто знает, как он влияет на царицу, что говорит ей, когда они наедине, какие мысли внушает? И вообще, кто он такой?
– Вот что, Аххарит, – отрезал Ниррас, – ты занимайся своим делом, а в это не лезь. Ты здесь, насколько помнишь, ради одного определенного поступка, который тебе нужно будет совершить в определенный момент.
– Да, и ты так и не сказал – какого поступка. Что мне нужно будет сделать? Не люблю оставаться слепым.
– Я скрываю это от тебя не просто так. Если тебя вдруг начнут подозревать в чем-то, пытать, то лучше, чтобы ты ничего не смог ответить. И, кажется, в прошлый раз ты согласился с моими доводами.
– Да, я согласился играть вслепую, потому что ты убедил меня, что твои интриги Илирину во благо.
– Вообще-то, ты согласился еще и ради отца, ради того, чтобы Хаттейтин вернул свое положение при дворе.
– И это тоже, конечно. Но во вторую очередь.
– Я с ума сойду с этими мальчишками! – воскликнул Ниррас, воздевая руки к небу. – Что ты, что этот… Айн. Вы одинаково невыносимы! Послушай меня, Аххарит. Еще раз повторю: все, что я делаю – на благо Илирина. Ты ведь не считаешь благом Латтору, верно? Ты ведь не хочешь видеть на троне слабую дурочку, которой со всех сторон станут управлять охочие до богатства интриганы? Вот и я не хочу этого. Поэтому тебе лучше быть со мной, а не против. И прекрати наконец цеплять Айна! Он тебя уже терпеть не может.
– И? Почему меня должно волновать мнение рабов?
– Не рабов, а только одного раба. Я не стану говорить тебе ничего больше, просто знай – этот раб нам нужен. Он нужен Илирину. Он, можно сказать, наше главное оружие.
– Вот как… – задумчиво протянул Аххарит. – Интересно…
– Хватит копаться в этом! Я не думал, что ты начнешь во мне сомневаться. Мне нужно твое безоговорочное доверие и преданность, иначе ничего не выйдет. Если ты не готов мне доверять, то мне придется искать кого-то другого. А это очень непросто.
– Не беспокойся, господин советник. Я верю тебе. Считай мои вопросы проявлением… – Аххарит помедлил и усмехнулся. – Проявлением природной любознательности.
– Надеюсь, что это так. А потому, в дальнейшем занимайся только своим делом. Юккен, кстати, скоро подаст в отставку, и тогда ты…
Аххарит прервал его:
– Если бы я занимался только своим делом, то не заметил бы, что за тобой следят.
Ниррас, постаравшись не выдать удивления, спросил: