Гидеон. В плену у времени
Шрифт:
– Не притворяйтесь тактичным, сержант. Одержимость – вот слово, которое вы ищете. Сегодня ко мне уже применили это определение.
Инспектор Уилер заговорил довольно громко. Сержант Чадвик закрыл дверь кабинета.
– Мы говорим лишь о намеках и слухах. И это уже само по себе тревожит. Не могу понять, почему только один я считаю, что эта сочащаяся струйкой информация постоянно указывает на одного человека. И бесполезно говорить вам – если я прав, – что никто никогда не видел никого, кто с такой скоростью передвигался бы в разных направлениях. Или этот человек очень страшен,
– Или то и другое вместе, – предположил сержант Чадвик.
– Несомненно. Мы же говорим не только об ИстЭнде, этот парень уже отправился к югу по реке, он в районе пакгаузов, у аэропорта Хитроу, он проник в Сити. Будто раскинул паутину по всему Лондону…
– А вы попрежнему думаете, что есть связь между этим Гудини и делом Скокк – Дайер?
– Разумеется, так и есть! – рявкнул инспектор Уилер. – Ученые лгут, но они, конечно, не преступники. Уверен, ключ к этой связи лежит в эксперименте с антигравитацией. Самая последняя глупость, совершенная семейством Дайеров, – это идея каникул! Кэйт Дайер гдето спрятали. Но от кого? А теперь и с мистером Скокком невозможно связаться…
– Его жена говорит, что он уехал, чтобы побыть в одиночестве, – и кажется, это ее слегка задевает.
– Ага, что ж, я принимаю это объяснение, но с натяжкой.
Сержант Чадвик нахмурился.
– Знаете, больше всего меня ставит в тупик их одежда. Почему в Бэйкуэлле на Кэйт Дайер было длинное зеленое платье? А на стоянке супермаркета и в КовентГарден на ней и на мальчике Скокке была такая забавная одежда. А всадник на Оксфордстрит в треуголке… Вы не думаете, что это могло бы быть какимто странным тайным обществом, которое устроило фантастическое путешествие, а?
Инспектор удивленно поднял брови.
– Ничего подобного этому делу у меня не было. Оно делает из меня дурака. Я спать не могу! В этом пазле должен быть недостающий кусочек, простой, как нос на моем лице. Я просто взорвусь, когда найду его…
– Хотите чашку чая, сэр?
– Ага, хочу. Спасибо, сержант.
Сержант Чадвик взял кружку инспектора и стал открывать дверь, но на полпути, когда зазвонил телефон, остановился. Он поднял трубку и после короткого разговора положил ее.
– Это может вас заинтересовать… Только что звонил парень, ведущий наблюдение за доктором Дайером, парень говорит, что доктор находится в аэропорте Манчестера, забирает большой багаж, и что доктор Пирретти летела на этом же самолете.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Доктор Дайер отправляется в прошлое
Дегтярник в настоящем диктует свои правила инспектору Уилеру
– Это удивительно, что он согласился лечить вас после того, что вы сделали с ним в первый раз, – сказала Энджели, проводив костоправа. – У него до сих пор опухший глаз.
Дегтярник вытирал шею и плечи толстым белым полотенцем. Все трое стояли в огромной, купавшейся в лучах вечернего солнца комнате новой квартиры с видом на Лондон. Внизу, в реке отражались стеклянные небоскребы и гигантские подъемные краны, которые, казалось, как динозавры, шествовали
– Ну и удивительно, что он столько лет продержался с этой профессией! – сказал Дегтярник. – Повалить меня, пришпилить к столу и ходить по моей спине ногами! Когда он потянул меня за плечи, раздался треск, как при выстреле из пистолета. Я думал, он сломает мне шею!
– Но он это делал для вашей же пользы… Ведь теперь ваша шея движется лучше?
– Ага, так и есть. Спасибо тебе, Энджели. Думал, расстанусь с этой болью только в могиле… Смотрите, как я могу ворочать шеей, какая она у меня прямая. Уверен, этот доктор вылечит меня до конца месяца. Моя шея будет крутиться, как у совы. Вот уж никогда не думал, что доживу до этого.
Энджели было приятно, что ее так милостиво поблагодарили.
– Я с трудом удержался от смеха, – сказал Том, – когда этот доктор делал свои дерзкие замечания…
– Какие замечания? – спросила Энджели.
– Представь себе, – усмехнулся Дегтярник, – этот джентльмен имел наглость предположить, будто моя шея повреждена так, что если бы он не знал, как на самом деле все произошло, то подумал бы, что я был повешен!
Дегтярник и Том рассмеялись. Энджели не поняла, в чем смысл этой шутки.
– Так в чем же дело? – спросила она, но они так сильно смеялись, что не смогли ответить.
– Лучше я пойду. – Энджели бросила на низкий стеклянный стол перед кожаным диваном две тонкие брошюры. – Домашняя работа, – сказала она. – Нужно практиковаться… Ох, чуть не забыла. Вы были в газете…
Энджели выудила изза дивана газету, открыла ее и ткнула в страницы пальцем.
– Смотрите. Какая знаменитость! Сначала Букингемский дворец, а теперь еще и это.
Дегтярник схватил газету и вгляделся в нечеткое изображение самого себя в Национальной галерее, растворяющегося перед великолепной картиной маслом Стаббса, на которой изображена гнедая лошадь.
– Право слово, они не торопились доложить о моем отважном подвиге!
– Они не хотели предавать ваш подвиг огласке – ну, этот красный кружок и всю эту неопределенность. Они не понимают, то ли это какойто фокус с высокими технологиями, то ли чтото еще! Будто все это сделано с применением зеркал! – засмеялась Энджели. – Я могла бы сорвать приличный куш, если бы пришла в газету и рассказала все, что знаю. Все эти бесценные вещи исчезают из галерей и банковских сейфов, и никто ничего не может понять. Не говоря уж о нескончаемом поступлении предметов искусства из восемнадцатого века…
– Ага, могла бы, – сказал Дегтярник, – но не дожила бы до завтрашнего рассвета.
– Да я же просто пошутила! – возразила Энджели, почувствовав себя очень неуютно.
– Как и я, Энджели, как и я. У нас есть особое наказание для доносчиков, а, Том? Если мы проявим милосердие…
– Что? – спросила Энджели.
Дегтярник высунул язык и сделал такой жест, будто он отрезает кончик языка.
– Прелестно! – сказала Энджели и глянула на Тома, ища у него поддержки.