«Гильдебрандская редкая»

Флеминг Ян

Крэст сделал жест в сторону девушки.

– Ребята, это – миссис Крэст. Миссис Крэст-пятая. И если вдруг у кого-то возникнут какие-то нездоровые идеи, скажу прямо: она очень любит мистера Крэста. Не так ли, сокровище мое?

– Не валяй дурака, Милт, ты же знаешь, что люблю, – улыбнулась миссис Крэст. – Здравствуйте, мистер Барби. Здравствуйте, мистер Бонд. Рада познакомиться. Не хотите ли чего-нибудь выпить?

– Погоди-ка, погоди-ка, сокровище. Надеюсь, что на своем корабле всеми делами заправляю я, да?

Женщина покраснела:

– Ну что ты, Милт, конечно же.

– То-то. Просто, чтобы всем было ясно, кто хозяин этой доброй яхты «Вэйвкрэст».

Он одарил всех широкой улыбкой.

– Пойдем

дальше. Как ваше имя, мистер Барби? А-а, Фиделе. Ничего себе имечко. Это значит «Верный до конца».

Мистер Крэст усмехнулся.

– Так вот, Фидо, как насчет того, чтобы подняться вместе со мной на мостик и отправить эту посудину в море, а? Ты сначала выведешь ее в открытое море, положишь курс, ну а потом передашь штурвал Фрицу. Я – капитан. Он – помощник. Еще двое работают мотористами, а заодно и на камбузе. Все трое – немцы. Только они и остались настоящими моряками во всей Европе. Теперь ты, Бонд. Как, говоришь, тебя зовут? Джеймс, да? Ну ладно, Джим, ты тут попрактикуйся пока с миссис Крэст в обсуждении государственности и услужливости. Кстати, называй ее Лиз. Поможешь ей прибрать комнату и подготовить все для выпивки перед обедом. Она когда-то тоже была англичанкой, так что можете потрепаться про Пикадилли там и все такое прочее. Годится? Двигай, Фидо!

Он по-мальчишески ловко взлетел по ступеням и звонко крикнул:

– Пора уматывать отсюда к чертовой матери!

Когда они вышли, Бонд глубоко вздохнул, а миссис Крэст извиняющимся тоном произнесла:

– Пожалуйста, не обращайте внимания на его шутки. Просто у него своеобразное чувство юмора. Он к тому же своенравный и любит подкалывать других. Это, конечно, не всегда приятно, но, поверьте, все это делается только ради шутки.

Бонд ободряюще улыбнулся. Сколько же раз ей уже приходилось говорить это самым разным людям, пытаясь успокоить тех, на ком мистер Крэст оттачивал свое «чувство юмора»?

– Думаю, что надо бы вашего супруга немного остепенить. Он что, и в Америке так себя ведет?

В ее ответе не было горечи:

– Только со мной. Американцы ему нравятся. А это начинается только за границей. Видите ли, его отец – немец, вернее, пруссак. Вот от него он и унаследовал эту глупую идею, что все остальные европейцы погрязли в декадентстве и ни на что не годятся. Спорить с ним по этому поводу бесполезно. Его не переубедить.

Так вот в чем дело! Старый добрый гунн. Либо лижет тебе ноги, либо вцепляется в горло мертвой хваткой. «Чувство юмора», как же! Сколько же пришлось вытерпеть этой женщине, этой красивой девушке, которую Крэст фактически превратил в свою рабыню, английскую рабыню? Бонд спросил:

– Сколько лет вы замужем?

– Два года. Я тогда работала дежурным администратором в одной из принадлежавших ему гостиниц. Знаете, «Группа Крэст»? Произошло просто чудо, как в сказке. Я до сих пор не могу как следует в это поверить. Как будто все это мне снится. Вот это, например, – она обвела рукой комнату, – и он прекрасно ко мне относится. Дарит много подарков. Вы знаете, в Америке – он очень большой человек. И, честно говоря, мне очень нравится, когда, куда бы мы с ним ни пошли, тебя встречают с королевскими почестями.

– Действительно приятно. И ему тоже это нравится, верно?

– О да. – Смех ее был не очень искренним. – У него много качеств восточного деспота. Он сразу же раздражается, если его плохо обслуживают. Он любит говорить, что тот, кто сумел вскарабкаться на самую верхушку дерева, имеет право на самый вкусный фрукт, растущий там.

Тут миссис Крэст спохватилась, что наговорила лишнего, и быстро добавила:

– Но что же это я такое говорю? Можно подумать, что мы с вами знаем друг друга много лет.

Она застенчиво улыбнулась.

– Наверное, это из-за того, что вы англичанин. Мне, пожалуй, надо пойти одеться. Я ведь загорала на палубе.

Снизу,

из-под пола, послышалось глухое урчание.

– Ну вот. Поехали. Может, вы пойдете на кормовую палубу, посмотрите, как мы будем выходить в море, а я только переоденусь и приду туда к вам. Я так давно ничего не слыхала про Лондон. Сюда, пожалуйста.

Она прошла мимо Бонда и открыла дверь.

– Кстати, на вашем месте я бы выпросила эту комнату. Здесь есть где устроиться на ночь, но в каютах, несмотря на кондиционер, душновато. Они маленькие.

Бонд поблагодарил ее, вышел и закрыл за собой дверь. Кормовая палуба оказалась довольно большой, с дощатым настилом и полукруглым пенопластовым диваном на самой корме. Кое-где стояли плетеные кресла, а в углу была стойка бара. Бонд подумал, что мистер Крэст, видимо, не дурак выпить. Показалось ему или действительно миссис Крэст его боялась? В ее поведении сквозили какая-то угодливость, какое-то раболепие. Наверное, она заплатила за свою «сказку» дорогую цену. Зеленый берег Маэ медленно исчезал из виду. По расчетам Бонда, яхта сейчас делала около десяти узлов. Скоро они пройдут Северный мыс и выйдут в открытое море. Бонд слушал ровный гул двигателей и думал об очаровательной миссис Крэст. Элизабет Крэст.

 

Она представлялась ему манекенщицей, а может, и была таковой до того, как начала работать дежурным администратором гостиницы – весьма респектабельный пост для женщины, но было в ней что-то от высшего полусвета, и двигалась она с той непринужденностью, которая вырабатывается у манекенщиц и фотомоделей, которым часто приходится появляться на людях обнаженными или полуобнаженными. Но от нее не веяло холодом. Она была полна жизни, а лицо ее было дружелюбным, внушающим доверие. Наверное, ей было не больше тридцати, и ее привлекательность, именно привлекательность, а не красота, еще не была зрелой. Главное ее богатство составляли пепельные, до плеч волосы, но она ничем не выдала своего тщеславия по этому поводу: не поправляла волосы, не накручивала пряди на палец и вообще, как показалось Бонду, не кокетничала. В присутствии мужа она не сводила с него своих ясных синих глаз, стояла покорно, почти не двигаясь. Она не пользовалась ни губной помадой, ни лаком для ногтей, да и брови у нее не были подведены. Может быть, это мистер Крэст приказал ей быть именно такой, отвечающей немецким идеалам естественной красоты? Вполне вероятно. Бонд непроизвольно пожал плечами. Странная все-таки пара: подражатель Хемингуэя средних лет с голосом Богарта и симпатичная, безыскусная девушка. К тому же напряженность между ними была очевидна. Она нашла свое выражение и в том, как девушка вся сжалась, когда муж отругал ее за то, что она предложила гостям выпить, и в том, как Крэст выпячивал свое мужское превосходство. Бонду даже пришла в голову мысль, что Крэст – импотент и что его грубость и хамство были не чем иным, как средствами защиты, компенсацией комплекса неполноценности. Так или иначе, но провести четыре-пять дней бок о бок с таким человеком будет нелегко. Бонд понаблюдал, как слева по борту проплывал красивый остров Силуэт, и дал себе слово не терять выдержки. Как говорят американцы? «Не обращать значения». Вот он и будет не обращать значения в течение пяти дней и не даст Крэсту испортить это, в общем-то, приятное путешествие.

– Ну что, приятель? Расслабляешься?

Крэст стоял на верхней палубе и смотрел на Бонда.

– Что ты там делал с женщиной, с которой я живу? Наверняка ведь ушел, чтобы она одна там вертелась как белка в колесе. А собственно, почему бы и нет? Они для этого как раз и нужны, правда? Не хочешь пока корабль осмотреть? Фидо там чудеса творит за штурвалом, и у меня есть несколько свободных минут.

Не ожидая ответа, Крэст ловко спрыгнул на кормовую палубу.

– Миссис Крэст пошла переодеваться. А я бы действительно с удовольствием осмотрел яхту.