«Гильдебрандская редкая»
Шрифт:
Крэст смерил Бонда суровым и презрительным взглядом.
– Ну что ж. Тогда сначала – факты. Построена корпорацией «Бронсон шипбилдинг». Мне, кстати, принадлежит в ней девяносто процентов акций, поэтому я получил то, что хотел. Проект делали у Розенблатта: это лучшая проектировочная фирма морских судов. Сто двадцать футов в ширину, двадцать три – в длину. Два дизельных мотора «Сьюпириор» по пятьсот лошадиных сил каждый. Максимальная скорость – четырнадцать узлов. При крейсерской скорости в восемь узлов может пройти две с половиной тысячи миль. Везде стоят кондиционеры. Корпорация «Кэрриер» поставила две специальные пятитонные установки. Запасов еды и питья хватит на месяц. Единственное, чем надо запасаться, так это пресной водой для ванны и душа. Все пока понятно? Теперь пошли наверх. Осмотришь каюты экипажа, а потом пойдем обратно. И еще одно, Джим. – Крэст топнул ногой по палубе. – Это – пол, понятно?
Бонд вежливо кивнул:
– У меня нет возражений. Она, эта яхта, ваша собственность.
– Это мой корабль, – поправил его Крэст. – Вот еще одна чепуха: отождествлять предмет из стали и дерева с женским полом. Ну да ладно, пошли. Голову нигде пригибать не надо. Высота всех дверей – семь футов.
По узкому проходу вдоль борта Бонд отправился за Крэстом на экскурсию и в течение получаса выражал неподдельное восхищение этой самой лучшей и самой шикарно обставленной и оборудованной яхтой из всех, что ему приходилось видеть. Даже в деталях здесь все было сделано для удобства. В каютах экипажа ванная и душ были нормальных размеров, а сверкающий никелем камбуз, или кухня, как называл его мистер Крэст, по размеру не уступал каюте самого владельца яхты. Кстати, дверь в эту каюту Крэст открыл, даже не постучав. Лиз Крэст сидела за туалетным столиком.
– Что же это такое, сокровище мое, – произнес Крэст своим вкрадчивым голосом. – Я-то думал, что ты нам вовсю готовишь поднос с напитками, а ты, оказывается, здесь столько времени тратишь на прихорашивание! Носик пудришь для Джима, а?
– Извини, Милт. Я случайно задержалась. «Молнию» на платье заело.
Девушка торопливо вскочила, собрала свою косметику и, нервно улыбаясь, выскользнула из каюты.
– Березовые панели из Вермонта, лампы и люстры от Корнинга, ковры – из Мексики. Вот та акварель – настоящий Доусон, кстати говоря.
Крэст продолжал перечислять свои богатства, а Бонд тем временем увидел нечто, висевшее за прикроватной тумбочкой с той стороны огромного двуспального ложа, где, без сомнения, изволил почивать сам мистер Крэст. Это «нечто» было не чем иным, как узким длинным хлыстом с кожаной рукояткой. Сделан был этот хлыст из хвоста ската…
Бонд как бы невзначай подошел к тумбочке, взял хлыст в руки и провел пальцами по его шероховатой поверхности. Даже такое прикосновение было болезненным. Бонд спросил:
– Где вы это взяли? Я сегодня утром как раз охотился за родичем этого ската.
– В Бахрейне. Арабы учат им своих жен, – усмехнулся Крэст. – С Лиз до сих пор хватало и одного удара, но результат – замечательный. Мы назвали эту вещицу «Исправителем».
Бонд повесил хлыст на место и, мрачно посмотрев на Крэста, сказал:
– Вот как? На Сейшелах, где креолы не отличаются мягкостью нравов, считается незаконным не то что использовать, а даже иметь такой хлыст.
Крэст направился к двери и на ходу беззаботно бросил:
– Приятель! Как ни странно, но этот корабль – территория Соединенных Штатов. А сейчас лучше пойдем и чего-нибудь выпьем.
До обеда Крэст принял три двойных водки со льдом, а за обедом – пива. Глаза его несколько потемнели и заблестели, но голос остался мягким и спокойным, когда, монополизировав право говорить за столом, Крэст принялся объяснять цель путешествия.
– Видите ли, друзья мои, дело вот в чем. У нас в Штатах есть система для счастливчиков, у которых денег куры не клюют, но отдавать их в казну Дядюшки Сэма все-таки не хочется. Тогда вы создаете какую-нибудь благотворительную организацию или фонд – ну, как у меня, «Фонд Крэста» – и творите благо для всех подряд: детей, больных всяких, разных там ученых. Вы просто швыряете деньги направо и налево и не платите с этих денег никаких налогов. Я, значит, вложил десять миллионов долларов в «Фонд Крэста», а так как мне нравятся корабли и морские путешествия, я строю этот корабль за два миллиона из тех десяти, говорю чудакам из Смитсоновского института – есть у нас такой институт, занимающийся природой, – что на этом корабле я буду плавать по свету и собирать для них всякие там образцы. Я, значит, превращаюсь в руководителя научной экспедиции, ясно? И вот три месяца в году я отдыхаю как мне нравится, не платя за это ни единого цента! Вот как надо!
Мистер Крэст победоносно обозрел свою аудиторию, видимо, ожидая аплодисментов.
Фиделе Барби с сомнением покачал головой:
– Это все, конечно, прекрасно, мистер Крэст. Но вот насчет редких видов образцов… Легко ли их найти? Ведь Смитсоновскому институту нужны, например, гигантский панда, редкие виды раковин. Сможете ли вы добыть то, что не удалось
Крэст покачал головой и сказал с укоризной:
– Да, приятель. Ты как будто родился в другом веке. Все, что нужно, – это деньги. Тебе нужен панда? Иди и купи его в каком-нибудь богом забытом зоопарке, у которого не хватает денег, чтобы провести отопительные трубы в свой паршивый террариум или построить новую клетку для тигров. Раковины? Ты ищешь человека, у которого они есть, и предлагаешь ему столько денег, что он тебе их продаст, хоть и будет потом рыдать целую неделю. Иногда, правда, бывают проблемы с правительственными чиновниками. То на какую-нибудь зверюгу нельзя охотиться, то ее нельзя вывозить из страны. Я вот вам приведу пример. Вчера я прибыл на ваш остров. Мне здесь нужны были черный попугай с острова Праслин и гигантская черепаха с Альдабры, а кроме того – все виды ваших каури и та рыбка, за которой мы плывем. Первые две зверюги охраняются законом. Я, значит, вчера вечером иду к губернатору, ну, естественно, наведя соответствующие справки. Прихожу и говорю: «Превосходительство, я знаю, что вы хотите построить бассейн, чтобы учить детишек плавать. Отлично. Мой фонд даст вам деньги. Сколько? Пять тысяч, десять? Ладно, пусть десять. Вот чек». И выписываю чек прямо у него на глазах. «Только есть одна маленькая проблемка, превосходительство, говорю я, не выпуская чек, так уж случилось, что мне позарез нужны черный попугай и черепаха с Альдабры. Я знаю, что они у вас находятся под охраной закона. Но, может быть, вы мне уступите по одному экземпляру для Смитсоновского института?» Ну, тут, конечно же, махание руками, возмущение и все такое прочее, но название института и чек в моей руке все-таки побеждают. Мы обо всем договариваемся, и все довольны. Так? Дальше я еду в город, где живет наш замечательный мистер Абендана, купец, чтобы он попридержал для меня попугая с черепахой, а заодно начинаю беседовать с ним о каури. И оказывается, что этот самый мистер Абендана всю жизнь собирал эту пакость. Он мне показывает всю свою коллекцию: все так замечательно упаковано, так красивенько. А главное – у него есть образцы с Изабеллы и Маппы, которые мне как раз и заказывали. «Нет, простите, я и думать не могу о том, чтобы их продать. Они для меня так много значат». Ну и так далее. Чушь! Я просто так смотрю ему в глаза и говорю: «Сколько?» – «Нет, нет. Ни за что». Опять чушь! Я тогда достаю чековую книжку, выписываю чек на пять тысяч долларов и сую ему под нос. Он смотрит и не верит. Целых пять тысяч долларов! Ну не может он устоять. Он берет чек, прячет в карман, а потом, представляете, начинает плакать и размазывать сопли! – Крэст даже руками развел от удивления. – Из-за каких-то поганых ракушек. Я его, конечно, успокаиваю, беру в охапку коллекцию и делаю ноги, пока этот ненормальный на себя руки не наложил от горя.
Крэст откинулся на спинку кресла, весьма довольный собой.
– Что скажете, ребята? За сутки на острове я заполучил уже две трети того, что требовалось. Правда здорово, Джим?
– Вам, наверное, медаль дадут по возвращении. Ну а что же с этой рыбкой?
Крэст встал, порылся в ящике письменного стола и извлек машинописный листок.
– Вот она, – объявил он и стал читать: – «Гильдебрандская редкая». Поймана профессором Гильдебрандом, Витуотерстэндский университет, в сеть у острова Шагрин из группы Сейшельских островов в апреле 1925 года».
Крэст оторвался от текста и пояснил:
– Дальше была всякая научная дребедень, которую я попросил перевести на нормальный человеческий язык. И вот результат.
Он продолжал чтение:
– «Это – уникальный образец очень редкого семейства. Единственный экземпляр, названный в честь того, кто его поймал. „Гильдебрандская редкая“ имеет в длину шестнадцать дюймов. Расцветка – ярко-розовая с черными поперечными полосками. Хвостовой плавник – черный, остальные плавники – розовые. При поимке рыбы следует проявлять максимальную осторожность, так как все плавники увенчаны очень длинными иглами. По воспоминаниям профессора Гильдебранда, данный экземпляр был пойман на глубине трех футов у юго-западной оконечности рифа».
Крэст положил листок на стол.
– Вот такие пироги, ребята. Мы теперь должны проплыть тысячу миль и потратить несколько тысяч долларов, чтобы попытаться поймать эту чертову рыбу. А еще два года назад эти налоговые инспектора имели наглость заявлять, что мой фонд – это фикция!
В разговор с готовностью вмешалась Лиз Крэст:
– Конечно, Милт! Ты все правильно сказал. Ведь нам действительно очень важно сейчас привезти все эти экземпляры и образцы. Помнишь, как эти ужасные сборщики налогов обещали в противном случае отобрать у тебя яхту и заставить возместить все затраты и тому подобное за последние пять лет, если нам не удастся добиться успехов в науке? Разве они не так говорили?