«Гильдебрандская редкая»
Шрифт:
Он положил свою большую руку на ее подбородок и щеки и сжал так сильно, что губы девушки побледнели и разомкнулись. Крэст небрежно чмокнул ее в губы. Бонд следил за Лиз и увидел, что глаза ее были крепко закрыты. Крэст убрал руку, и Лиз принялась массировать лицо, на котором остались следы пальцев Крэста.
– Милт, – сказала она, натянуто улыбаясь, – ты мне чуть челюсть не сломал. Наверное, забыл, какой ты сильный? Но отметить, конечно же, надо. Все будут веселиться. И твоя идея с Парижем мне нравится. Давай и правда поедем туда? А что приготовить на ужин?
– Черт побери! Икру, разумеется. – Крэст широко развел руки в стороны. – Одну из тех двухкилограммовых банок, что я купил у Хаммашера
– Звучит недурственно, – ответил Бонд и переменил тему: – А где сейчас главный улов?
– В формалине. На верхней палубе вместе со всеми другими банками. В моем судовом морге все в целости и сохранности. Как нам сказали, так мы и делаем. И рыбы, и ракушки, и все прочее – все в формалине. Как только окажемся в цивилизованном мире, тут же отправим всю эту гадость по почте. Но сначала я устрою пресс-конференцию. Пускай газеты пошумят. Это мне только на пользу. Я уже послал радиограмму и в Смитсоновский институт, и в другие места. Моим бухгалтерам очень кстати будут вырезки из газет. Они их покажут молодчикам из налоговой инспекции.
В этот вечер Крэст, можно сказать, упился. Но внешне это было не очень заметно. Мягкий, под Богарта голос стал еще мягче. Темп речи замедлился. Круглая тяжелая голова поворачивалась менее резко. Огонек зажигалки горел слишком долго, дольше, чем это обычно требуется для раскуривания сигары. Да один бокал был разбит. Гораздо более отчетливо опьянение проявлялось в том, что говорил мистер Крэст. Из его души рвались на поверхность звериная жестокость, патологическое желание унизить, оскорбить ближнего. Главной мишенью в этот вечер он избрал Джеймса Бонда. Крэст начал развязно объяснять ему, почему Европа, вместе с Англией и Францией, быстро утрачивает свое значение в мире. Сегодня, вещал Крэст, есть только три державы – Америка, Россия и Китай. Идет большая игра в покер, и у остальных стран нет ни фишек, ни карт, чтобы вступить в игру. Время от времени какой-нибудь уютной стране, такой, как Англия, которая когда-то действительно играла в высшей лиге, одалживают немного денег, чтобы она могла немножко поиграть со взрослыми. Но это – только из вежливости, да еще потому, что кто-то из играющих должен обязательно проигрывать. Да. В Англию можно съездить, чтобы поглазеть на древние замки и на королеву. Хотя, конечно, людишки там милые, ничего не скажешь, и спорт развит хорошо. Франция? Там хороша только еда, и женщины легкодоступны. Италия? Солнце и спагетти. Больше ничего. Просто дом отдыха. Германия? Ну, там кое-кто еще шебуршится, но две проигранных войны их подкосили надолго. Крэст в том же духе прошелся еще по некоторым странам мира, а потом спросил Бонда, что тот думает по этому поводу.
Бонду Крэст уже надоел до чертиков, и он ответил, что взгляд мистера Крэста на состояние дел в Европе несколько упрощен. Даже наивен.
– Ваши слова напомнили мне об одном достаточно едком афоризме, – сказал Бонд. – Желаете послушать?
– Валяй, валяй.
– Это о том, что Америка из младенчества доросла до дряхлой старости, минуя период возмужания.
Крэст задумчиво посмотрел на Бонда. Наконец он сказал:
– Ловко сказано, Джим. Ловко.
Его глаза потемнели, когда он перевел взгляд на жену.
– Ты, видать, согласна с тем, что ляпнул сейчас наш друг Джим, а, сокровище? Помнится, ты однажды тоже заявила, что в американцах много ребячества? Помнишь?
– Ой, Милт. И чего это ты вдруг вспомнил? – В глазах Лиз Крэст было явное беспокойство. – Ты же знаешь, что я сказала что-то в этом роде только про комиксы в газетах. И я, конечно, не согласна с тем, что сказал Джеймс. Ну да ведь это была шутка, правда,
– Конечно, – сказал Бонд. – Мистер Крэст ведь тоже пошутил, когда сказал, что в Англии нет ничего достойного внимания, кроме древних развалин и королевы.
Крэст не спускал с жены тяжелого взгляда. Он произнес своим мягким голосом:
– Эй, сокровище, что это ты так нервничаешь? Конечно, это была шутка. И я ее запомню, сокровище мое. Надолго запомню.
По подсчетам Бонда, Крэст уже залил в себя почти целую бутылку виски и бутылку шампанского. Бонд понимал также, что если в ближайшие минуты Крэст не вырубится сам, то придется его вырубить одним ударом в челюсть, так как теперь хозяин яхты переключился на Фиделе Барби.
– А уж эти твои островки, Фидо! Да когда я увидел их на карте, то сначала решил, что это мухи здесь накакали. – Крэст хихикнул. – Даже хотел смахнуть их газетой. А когда прочел кое-где про них, то понял, что самая верная мысль – это та, что приходит первой. Ведь они никуда не годятся, верно, Фидо? И чего, думаю, такой умный парень, как ты, не сделал до сих пор ноги отсюда? Собирание ракушек – это не жизнь. Правда, говорят, что один из твоих родичей наклепал здесь больше сотни незаконнорожденных детей. Может, в этом вся здешняя привлекательность, а, приятель?
Фиделе Барби спокойно заметил:
– Это все мой дядя Гастон. Остальные члены семьи его не одобряют. К тому же на уход за этими детьми ушла солидная часть нашего семейного состояния.
– Семейное состояние, ты сказал? – подмигнул Бонду Крэст. – И из чего оно состоит? Из раковин каури?
– Не совсем, – ответил Барби. Видно было, что он не привык иметь дело с людьми, подобными Милтону Крэсту, и чувстовал себя довольно смущенным. – Хотя лет сто тому назад мы неплохо заработали на перламутре и бирюзе – тогда они шли просто нарасхват, – главной статьей доходов всегда была копра.
– А незаконнорожденных ублюдков использовали как рабочую силу, я думаю. Отличная идея. Может, мне у себя дома следует этим заняться?
Крэст опять перевел взгляд на жену. Ухмылка на его губах стала еще шире. Прежде чем он успел сказать очередную гадость, Бонд отодвинулся от стола, поднялся и вышел на палубу, захлопнув за собой дверь.
Минут через десять Бонд услышал, как кто-то почти бесшумно спускается по лестнице с верхней палубы. Он оглянулся. Это была Лиз Крэст. Она подошла к нему и сказала сдавленным голосом:
– Я сказала, что иду спать, но решила все-таки зайти сюда и узнать, не нужно ли вам что-нибудь. Боюсь, что хозяйка из меня никудышная. Вы что, собираетесь спать на палубе?
– Мне здесь нравится, – ответил Бонд. – И воздух ночной лучше, чем искусственный в каюте. К тому же я очень люблю смотреть на звезды. А такого их количества я до сих пор нигде не видел.
Она сразу же ухватилась за предложенную тему и быстро заговорила:
– Мне очень нравится Пояс Ориона, а больше всего – Южный Крест. Вы знаете, когда я была маленькой, я думала, что звезды – это дырочки в небе. Мне казалось, что весь мир окутан каким-то огромным черным покрывалом, за которым – вселенная, полная яркого света. И этот свет просачивался на Землю сквозь звезды-дырочки. В детском возрасте чего только не придумаешь, правда?
Она заглядывала ему в глаза в надежде, что он поддержит беседу и не отошлет ее прочь.
Бонд сказал:
– А вдруг так и есть на самом деле? Нельзя же верить всему, что говорят ученые, которые все чудеса превращают в скучную обыденность. А где вы тогда жили?
– В Рингвиду, Нью-Форест. Это прекрасное место для детей. Они вырастают там счастливыми. Мне бы очень хотелось однажды вернуться туда.
– Да, далековато же вы забрались, – сказал Бонд. – Наверное, сейчас там все покажется вам скучным.