«Глаза Сфинкса». Записки нью-йоркского нарколога
Шрифт:
Франческа хоть демонстративно держалась подальше от верного пса Джима, уж больно он был одиозен, но, подозреваю, его работой была довольна, ценила его за преданность и готовность служить.
Пациенты Джима ненавидели. Однако малейшее возмущение с их стороны в его адрес Джима трактовалось как бунт, и бунтаря тут же выгоняли на улицу.
Пациенты часто жаловались на самоуправство Джима и на чудовищные бытовые условия в домах трезвости. Кроватей там не хватало, спали они там на полу, на матрасах; отопление и кондиционеры работали плохо. В тех чудных домах трезвости обитали сонмища тараканов,
Ушам своим я уже не слишком доверял. Но пациенты порой задирали свитера и футболки, показывая на теле кровавые волдыри от укусов клопов. Глазам приходилось верить.
Разумеется, там процветало воровство – воровали деньги, плейеры, мобильные телефоны. Помимо прочего, все страдали от невозможности уединиться, от отсутствия личного пространства. Не все следили за личной гигиеной, одежда у многих была ветхая, нестиранная. Некоторые принимали выписанные врачами сильнодействующие психотропные лекарства, вызывающие специфические запахи. И над всем этим – самоуправство Джима с его сержантами и капитанами. Словом, это было еще то лечение...
На меня пациенты смотрели, как на чудака. Русского чудака, который ни черта не смыслит ни в наркоманской, ни в тюремной, ни в уличной жизни. «Книжный умник. Еще и пытается нас чему-то учить». Впрочем, видя мое сочувствие их нуждам, старались быть со мной повежливей.
Как защитник униженных и оскорбленных, я шел к нашей очаровательной директрисе, вернувшейся из очередного бутика с ворохом модных тряпок. Говорил ей, что условия в домах трезвости архиплохие. Нужно что-то делать...
Франчи моргала прелестными глазами. Она только что – из бутика, понятно, там шелка, кожи, меха. Музыка, примерочные, зеркала. А тут какие-то поломанные кондиционеры, мыши, клопы... Фи.
Нетерпеливо меня перебив, Франческа отвечала, что она обо всем знает, и меры уже принимаются. Напоминала, что я все-таки не домоуправ, а нарколог, и должен заниматься лечением больных. Вскользь замечала, что бытовые и ремонтные услуги нынче стоят дорого, а зарплату хотят получать все сотрудники. Наш разговор обычно на этом заканчивался.
Расставшись с Франческой, я изливал свое недовольство перед Лизой. Но и она умеряла мой гнев:
– Да, Марк, ты прав. Франчи, конечно, жадная сука, на всем экономит. Но тебе не кажется, что пациенты тебя водят за нос? Они ведь специально переключаются на другие темы, лишь бы не говорить о наркотиках. Наркоманы не хотят говорить о наркотиках, это их самый больной вопрос. Они готовы тебе рассказывать про все на свете, о клопах и мышах, всю душу вывернут перед тобой наизнанку. Но только о наркотиках будут молчать. Им про это говорить стыдно, страшно. Они эту тайну прячут ото всех. Поэтому и грузят тебя бытовухой. Понял?
Я уже не сомневался, что совершил ошибку, выбрав эту профессию. Не знал, кого винить во всем: себя, Франческу, пациентов? Все чаще меня охватывала растерянность, отчаяние. Я совершенно не понимал этих людей. Не видел никакой пользы в том, чем занимаюсь.
Уйти? Бросить? Выбрать какую-нибудь другую специальность? А может, вернуться в Россию? В Россию, в Россию... Там все знакомо, все родное. Перед мысленным взором часто возникал
Но наступало американское утро нового рабочего дня. Смыв под душем ночные кошмары, я быстро одевался и мчался к автобусной остановке...
Тогда я еще не понимал, что столкнулся с «тяжеловесами», самыми сложными пациентами – наркоманами из криминального мира, вдобавок еще и бездомными. Крутые парни. Круче не бывает.
Откуда же мне было знать, что в блестящем, великолепном Нью-Йорке, помимо бодреньких биржевиков на Уолл-Стрит и беззаботных туристов на Таймс Сквер, существует целая армия несчастливых парней, по разным причинам очутившихся на самом дне. Речь идет не об одиночках – о тысячах.
Система отправляет их по трем потокам: в тюрьмы, нарко- и психлечебницы и дома трезвости. Если кто-то из этой Системы выпадает и, очутившись на улице, начинает снова употреблять наркотики, грабить и воровать, то обычно это длится недолго: выпавшего вскоре подбирают и погружают обратно, в один из потоков. Эти люди практически полностью утратили навыки человеческого общежития. Сравнительно немногим из них удается выкарабкаться.
По сей день удивляюсь, почему я тогда не хлопнул дверью и не ушел из наркологии навсегда? Какие силы меня удержали?
Поворот судьбы
Неизвестно, как долго терзался бы я сомнениями и к чему бы они привели. Ситуация разрешилась самым неожиданным образом.
А началось все с... обыкновенной зубной боли. Мой коренной зуб стал сильно отравлять мне жизнь. Побаливал он давно, но заняться им было недосуг. Теперь же боль стала нестерпимой.
Дантист сделал рентгеновские снимки и вынес приговор: нужно удалять нерв и ставить коронку. Еще, к моему ужасу, обнаружилось, что подгнивает верхнечелюстная кость. Требовалась операция. Медицинская сторона проблемы, однако, меня испугала гораздо меньше финансовой. Стоило дантисту назвать цену за коронку и операцию, как зуб тут же перестал болеть. Увы, ненадолго.
На работе нас обеспечивали медстраховкой, но она была плохонькой, многие врачебные услуги и лекарства не оплачивала, как не оплачивала и услуги дантиста.
...Когда-то, еще в России, я читал книгу Владимира Лобаса «Желтые короли Нью-Йорка». Роман о нью-йоркских таксистах. Увлекательнейшая книга, в США в девяностые годы попала в список бестселлеров. И в Америке, и в России ею зачитываются по сей день.
Герой книги – иммигрант из России, работал в Нью-Йорке журналистом на радио «Свобода» и горя не знал. Неожиданно у него заболел зуб, а медстраховки не было. Пошел к дантисту и... для того, чтобы раздобыть деньги на зубные коронки, стал подрабатывать водителем «желтого» такси. И до того увлекся новой работой, что бросил радио «Свободу», от зари до зари крутил баранку. Стал миллионером, боссом целой корпорации такси! Правдивая книга, судя по всему, автобиографическая.