Глазами маршала и дипломата. Критический взгляд на внешнюю политику СССР до и после 1985 года
Шрифт:
С Раулем Кастро мы успешно закончили наши переговоры по вопросам военного сотрудничества. Однако мне было совершенно очевидно и тогда, какие трудности в советско–кубинских отношениях ждут нас впереди.
Как отмечалось ранее, руководство Генштаба практически уже в начале 1988 года пришло к непростому для себя выводу, что с учетом сложившейся к тому времени военно–политической обстановки возможно, а принимая во внимание и экономическую ситуацию в стране, и необходимо одностороннее сокращение наших вооруженных сил. Поездка в США, беседы с американскими политиками и военным руководством скорее подтвердили эту возможность, чем ее опровергли. Обострявшиеся после XIX Всесоюзной партконференции трудности и возникавшие в экономике страны кризисные явления еще более настоятельно требовали сокращения численности армии и военных расходов.
Вскоре
В последующем круг людей, привлеченных к этой работе, расширился. Были задействованы крупные научно–исследовательские институты и военные академии. В оценку складывающейся военно–политической обстановки, экономического положения страны, в подсчеты соотношения военных сил включалось все большее число данных, которые необходимо было учитывать при определении оптимального объема сокращения численности личного состава и военных расходов. При этом действительная конечная цель этих исследований до определенной поры не раскрывалась. Необходимые предварительные расчеты производились и в Военно–промышленной комиссии Совета Министров СССР, соответствующими министерствами оборонных отраслей промышленности. Не раз и подолгу по этому поводу доверительно беседовали мы с министром обороны Д. Т. Язовым.
Наконец, примерно в конце октября 1988 года было установлено, что самое большее, на что мы можем пойти (политическое руководство ожидало доклада с конкретными количественными характеристиками сокращений), — это сократить численность армии и флота на 500 тыс. человек, танков — на 10 тыс., самолетов — примерно на 1000 и в соответствующих пределах некоторые другие виды оружия.
В ходе определения оптимальных объемов сокращений дело не сводилось только к расчетной и аналитической работе. Руководство Генштаба отдавало себе отчет в том, что такое крупное сокращение численности армии и флота затронет судьбу наших Вооруженных Сил. Но при этом нельзя было допустить даже частичного разрушения существующих организационных структур, систем управления и материально–технического обеспечения. (Тогда мы еще не знали, что ровно через год в связи с объединением Германии и другими событиями в Восточной Европе и выводом наших войск из этих стран нам придется осуществлять реорганизацию армии и флота, как раз коренным образом ломая такие структуры и системы.)
Принять решение о сокращении нам, военным руководителям, было очень трудно. Мы несли всю полноту ответственности за оборону страны, каждый на своем участке. Приходилось сокращать (а как оказалось впоследствии, и фактически разрушать) то, что создавалось в течение нескольких десятилетий громадным трудом наших старших товарищей сразу после Великой Отечественной войны, а позже усилиями нашего поколения. Кроме того, было ясно, что сокращение будет для многих офицеров и их семей тяжелым жизненным испытанием, драмой, а для некоторых даже трагедией. Трудно себе представить, что переживает человек, посвятивший себя воинской службе, когда в расцвете сил вдруг получает предложение уйти из армий. Значит, нужно начинать жизнь по–новому, фактически сначала. Его семья оказывается в незавидном положении, нередко без крыши над головой. Все это ложится тяжелым грузом на душу и плечи военного руководителя.
У нас, особенно в последнее
Попробовал бы иной любитель таких рассуждений потянуть 20–25 лет армейскую лямку на окраинах страны, в гарнизонах, пожить в течение многих лет с семьей на краю света в землянках, а нередко даже и в палатках, побыть хотя бы в этой, извините, генеральской шкуре, например на должности командира дивизии, не говоря уже о лейтенантской доле. Тогда он узнал бы, почем фунт лиха. Но, к сожалению, таким людям не дано понять судьбу офицера и генерала. Когда постоянно работаешь в большом городе и живешь в благоустроенной квартире, легко рассуждать о полковничьих и генеральских привилегиях.
В самом начале ноября последовало поручение Политбюро ЦК КПСС Министерству обороны представить официальные предложения по одностороннему сокращению армии и флота. Срок был дан две недели. Этого как раз хватало только для того, чтобы довести это решение до Генерального штаба, главнокомандующих и главных штабов видов Вооруженных Сил, до заместителей министра обороны и представить уже готовые расчеты в докладе сначала М. С. Горбачеву, а затем Политбюро ЦК КПСС. Во второй половине ноября решение о сокращении армии и флота на 500 тыс. человек состоялось, и, как известно, в декабре 1988 года о нем было объявлено в речи М. С. Горбачева в Нью–Йорке на сессии Генеральной Ассамблеи ООН.
Заканчивался 1988 год. Этот год советским людям предстоит еще внимательно проанализировать и оценить. Именно в этот год развернулись тщательно подготовленное широкомасштабное наступление антисоциалистических сил на Коммунистическую партию и атаки собственных перевертышей и приспособленцев изнутри на партию с целью ее дискредитации и разрушения. Как ветеран–коммунист, я тяжело переживал это. Переживал долго и болезненно, пока не понял, что мы имеем дело с настоящими политическими противниками. С ними нужно вести бескомпромиссную борьбу.
Нарастали сложности в экономике, стремительно обострялись межнациональные противоречия, участились выпады тех же политических противников против армии. Обстановка накалялась.
Лично для меня все это осложнялось тем, что в 1988 году мне исполнилось 65 лет. На этом жизненном рубеже крупному военному руководителю целесообразно оставлять активную службу. От возраста никуда не денешься. Конечно, еще несколько лет, если здоровье позволяет, военачальник такого возраста, опираясь на большой опыт, может работать с пользой, но он уже проходит пик своего творчества, активного мышления, крупных инициатив и способности держать в состоянии высокой трудоспособности возглавляемый им большой коллектив. На разработку крупных решений и их осуществление времени уже не хватает. Пришла пора уступать место молодому. Таковы были мои твердые убеждения.
Мне же приходилось учитывать и ухудшение здоровья. Ранения, контузии, которые были получены на войне и которые в свое время быстро зажили и забылись, как оказалось, однако, не прошли бесследно, вновь и довольно основательно стали напоминать о себе много лет спустя.
Отношения с М. С. Горбачевым были у меня нормальными, но не безоблачными. Мои нередкие столкновения с Э. А. Шеварднадзе (например, в связи с его иногда самочинными действиями на переговорах по сокращению ядерных и обычных вооружений), а иногда и с руководителями некоторых других ведомств, в частности в связи с афганской проблемой, до М. С. Горбачева, несомненно, доходили. Причем моя позиция в ходе этих деловых споров, дискуссий преподносилась, конечно, в соответствующей интерпретации и с определенными комментариями. В связи с этим у меня с Генеральным секретарем ЦК КПСС состоялись две–три довольно острые беседы, которые не обошлись без внушений в мой адрес и без соответствующих ответов и разъяснений с моей стороны. Эти пояснения руководству не всегда нравились. Я не стеснялся иногда свои нелестные суждения о работе Министерства иностранных дел высказывать вслух в присутствии представителей нескольких ведомств. При этом знал, что об этих моих оценках руководство будет поставлено в известность. Словом, ситуация вокруг меня была не то чтобы накаленная, но и комфортной ее не назовешь.