Глазами маршала и дипломата. Критический взгляд на внешнюю политику СССР до и после 1985 года
Шрифт:
Понимаю, что, высказывая свое мнение о нем сегодня, в переломное для нашей страны время, рискую не только попасть под огонь критики, но и кое–чем посерьезнее. Однако этого не боюсь, и мнение высказываю откровенно. Имею веские основания поступать так.
Мне пришлось с ним сотрудничать почти шесть лет, будучи начальником Генерального штаба и затем советником Президента. Узнал я его достаточно. Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе — неординарная личность. В нашей внешней политике он сделал немало полезного. Новую внешнюю политику необходимо было осуществлять новому человеку, над которым не довлели бы старые догмы. Бесспорно, ему пришлось трудно — уже в зрелом возрасте круто менять все: профессию, уклад жизни, окружение, в котором надо было жить и работать. При этом ему довелось руководить нашей дипломатией в тот момент, когда коренным образом перестраивались как содержание, так и формы
Э. А. Шеварднадзе — обладающий достаточно широким кругозором человек. Несомненно, он имеет большие организаторские способности и огромное трудолюбие. Несколько раз, бывая вместе с ним за границей, убеждался, что он может работать по 18–20 часов ежедневно в течение нескольких суток подряд. Не сомневаюсь, в должности министра Шеварднадзе проявлял лояльность по отношению к Президенту страны, стремился неукоснительно выполнять все указания и рекомендации М. С. Горбачева. В то же время Э. А. Шеварднадзе — инициативный руководитель. После определения внешнеполитической линии Политбюро ЦК КПСС, а позднее Президентом СССР он вносил много своего в ее практическое осуществление: нередко за определенные решения и действия брал ответственность на себя.
Он терпелив, упорно и настойчиво добивается выполнения поставленной цели. В общении с людьми вежливый, контактный, я бы сказал, даже обаятельный человек. Наверное, можно было бы сказать и о других положительных качествах Э. А. Шеварднадзе. Но, как это в жизни нередко бывает, крупные личности имеют не только большие достоинства, но и немалые недостатки. Это относится и к Э. А. Шеварднадзе.
Ко времени, когда его назначили министром иностранных дел, он пользовался репутацией человека, известного в стране, кадрового партийного работника, он занимал пост первого секретаря ЦК Компартии Грузии, обладавшего в республике огромной властью, привыкшего к этой власти и к тому, чтобы его указания беспрекословно выполнялись. Таковы были структура нашей государственности и роль первого секретаря ЦК Коммунистической партии в республике. Как мне и многим другим пришлось убедиться, Э. А. Шеварднадзе к моменту прихода в Министерство иностранных дел был внутренне убежден (хотя говорил он первое время совершенно обратное), что со своим опытом и способностями успешно справится с обязанностями министра. При этом он допускал ошибку, свойственную многим нашим партийным работникам, которые переоценивали значение политических решений и силового давления при их осуществлении, но недооценивали профессионализм. Нужно отдать Шеварднадзе должное: искусству дипломатии он упорно все годы учился и в этом в немалой степени преуспел. Но на профессионалов–дипломатов он по–настоящему не опирался, к опыту многих из них относился неоправданно критически и должным образом к их мнению не прислушивался.
Пожалуй, основной ошибкой его лично было то, что в своей дипломатической деятельности он (будучи, возможно, в этом искренне убежден) в основном все сводил к общечеловеческим ценностям. Наверное, — многие скажут мне, что это была не личная позиция Шеварднадзе, а принципиальная позиция руководства государства. В известной мере, конечно, это верно. Но дело в том, что практически осуществлять ее положено министру иностранных дел, который, реализуя внешнеполитические установки руководства государства, должен в то же время всегда помнить о конкретных государственных, национальных интересах своей страны — Советского Союза. Именно министр должен в основу своей деятельности положить умелое сочетание общечеловеческих интересов (например, в решении крупных глобальных проблем) с не менее умелой защитой государственных интересов страны. В этом заключаются его главные обязанности перед народом своей страны. Одно от другого министр иностранных дел не может отделять. В этом заключается, наверное, суть и одна из самых главных трудностей дипломатии вообще.
В своей работе Э. А. Шеварднадзе такого сочетания не добился. Интересы нашего государства у него иногда, из–за того что очень уж он замыкался на общечеловеческих интересах, оказывались на втором плане. Ему не хватало искусства дипломатии и профессионализма дипломата для защиты интересов своего государства таким образом, чтобы они не противоречили общечеловеческим интересам и как можно меньше задевали интересы других государств.
Прямо говорю, этому нам можно учиться у наших партнеров по переговорам. Американцы умеют это делать мастерски. В основе их предложений всегда и прежде всего стоят национальные интересы США, но придают они им вид общечеловеческих интересов, даже, и тогда, когда эти интересы США глубоко эгоистичны. Их это не смущает.
Свои позиции, прямо глядя в глаза партнеру,
Э. А. Шеварднадзе, широкомасштабно и привлекательно развертывая крупные идеи международной безопасности в интересах всего человечества, конкретные интересы нашего государства, особенно в военной области, нередко защищал вяло. У меня, наблюдавшего его переговорную деятельность, утвердилось мнение, что он даже стеснялся это делать. И причина здесь, по–моему, прежде всего в недостаточной его профессиональной подготовке, закалке как дипломата, в слабом умении аргументированно отстоять свою позицию. А когда сам эту слабость чувствуешь, нет желания и в борьбу вступать. Такая вялость при защите государственных интересов страны часто вызывала у меня чувство внутреннего протеста. Как это можно щедро черпать дипломатические ресурсы из боевой мощи вооруженных сил и обороноспособности страны, используя их на переговорах для обеспечения наших крупных разоруженческих инициатив, и в то же время должным образом не защищать интересы своих Вооруженных Сил в ходе переговоров?! На этой почве у меня с Шеварднадзе не раз возникали острые разногласия и осложнения.
Могут возразить, что в последние годы у госсекретаря США и министра иностранных дел СССР на переговорах были разные возможности в смысле прочности «тыла». Да, в эти годы у первого для защиты национальных интересов их было гораздо больше, чем у второго. Это верно. Но ведь в 1986–1987 годах ситуация была совсем другой — положение Советского Союза было достаточно прочным, но наша дипломатия имела тот же изъян, что в 1990 году. Недостаточный профессионализм — беда, а не вина Э. А. Шеварднадзе. Его вина в другом. Недостатки дипломатии Шеварднадзе были видны не только военным, но и дипломатам. Однако к тем из них, кто обладал высоким профессионализмом и был самостоятелен в своих суждениях, он далеко не всегда прислушивался. Мало того, тех, кто в попытках как–то исправить этот недостаток проявлял настойчивость, защищал свое мнение, вскоре в руководстве Министерства иностранных дел не осталось: одним из них нашлись места за пределами министерства, другие оказались перемещенными на второстепенные роли внутри него, третьи по понятным причинам просто замолчали. В МИДе с 1987 года установилось далеко не полезное для дела единодушие или во всяком случае единогласие.
Для иллюстрации того, что Э. А. Шеварднадзе в профессиональном отношении действительно не всегда был на высоте, приведу такой пример.
В начале 1990 года, после смены режимов в государствах Варшавского Договора, правительства Болгарии, ГДР и Чехословакии обнародовали, что в их армиях на вооружении состоят пусковые установки и ракеты СС–23 в обычном (неядерном) снаряжении. Речь шла о ракетах, аналогичных тем, которые в Советском Союзе в соответствии с Договором между СССР и США о ликвидации ракет средней и меньшей дальности подлежали уничтожению, что и происходило с августа 1988 года. Болгарии же, ГДР и Чехословакии ракетные комплексы СС–23 были проданы еще до подписания упомянутого Договора между СССР и США в соответствии с решением Политбюро ЦК КПСС, принятым в 1986 году, когда ракеты с дальностью меньше 1000 км вообще не были предметом переговоров (не говоря уже о том, что дальность ракет СС–23 была даже меньше 500 км и в договор они, как об этом рассказывалось выше, попали по оплошности Шеварднадзе). Доклад в Политбюро об этих поставках был подписан соответствующими руководителями, в том числе и министром иностранных дел Шеварднадзе.
С точки зрения международно–правовой Советский Союз не допустил никаких действий, противоречащих Договору по РСМД. Конечно, для налаживания доверительных отношений с США, может быть, следовало бы при подписании Договора по РСМД сообщить им о продаже нами в свое время ракетных комплексов СС–23 болгарам, восточным немцам и чехословакам. Но для передачи этой информации надо было запросить согласие правительств этих стран, а в 1988 году они могли не дать такого согласия. В любом случае этот вопрос в то время был проблемой дипломатов, а не военных. В МИДе решение по этому вопросу тогда так и не приняли.
Теперь на запрос госсекретаря США по этому вопросу советской стороной были даны соответствующие разъяснения. Но часть западной прессы продолжала нагнетать обстановку. Некоторые делали это ради сенсации, другие — в целях подрыва Договора по РСМД.
В апреле 1990 года для подготовки июньской (1990 г.) встречи в верхах в Вашингтоне состоялись беседы Э. А. Шеварднадзе с Дж. Бейкером. Для помощи нашему министру в решении проблем КРВБ и КРМБ на этих переговорах М. С. Горбачев дал мне указание вылететь в Вашингтон. О нашей работе там будет рассказано в VII главе. Сейчас о другом.