Гнилые болота
Шрифт:
Княжна Елисавета попала въ домъ къ двоюродному брату покойной матери, къ бывшей знаменитости того времени, вельмож NN. Жизни въ его богатомъ дом не было. Вельможа былъ вдовъ, считалъ себя обиженнымъ, собирался на житье въ Москву, но не могъ разстаться съ Петербургомъ и хандрилъ. То вдругъ затворялся онъ въ своихъ хоромахъ и не принималъ никого, то вдругъ задавалъ блестящій пиръ, длалъ балъ и веселился наперекоръ себ, желая подразнить тхъ, кмъ, по его мннію, онъ былъ обиженъ, желая показать имъ, что его не тревожитъ обида. Дней съ пять посл бала онъ волновался и спрашивалъ у всхъ: «не изволили ли упоминать о моемъ бал и въ какомъ смысл разсужденіе обо мн имли?» Отвтъ получался одинъ: «не говорили!» Опять хандра, опять затворянье дверей, хожденье слугъ на цыпочкахъ, шепотня во всемъ дом и черезъ мсяцъ новый балъ, новые разспросы… Такой-то домъ сдлался пріютомъ княжны. Она пользовалась полною свободою просыпаться утромъ, одваться въ великолпные наряды, ходить до упада по комнатамъ, говорить по-французски, по-русски и по-англійски, сть и пить, сердиться на горничныхъ, смнять ихъ, глядть на стны роскошныхъ палатъ, звать до судорогъ и вечеромъ ложиться на пуховую постель подъ штофное одяло; вотъ вс прутики бличьяго колеса, по которымъ приходилось ей бгать, вертться и снова возвращаться отъ послдняго прутика къ первому, чтобы начать поутру ту же работу. Людей она не видала. На балахъ дяди видла пресмыкающихся, облитыхъ золотомъ, обшитыхъ кружевомъ; они приходили въ восторгъ отъ ея танцевъ съ шалью, кропали по этому поводу стишонки; но и восторгъ, и стишонки относились къ дяд-воспитателю, а не къ ней самой: ея не замчали, какъ невыгодную невсту. Новые, лучшіе люди, занятые дломъ, не посщали этихъ баловъ и
Вельможа въ молодости посщалъ Англію, и въ ней боле всего потшалъ его шипящій, свистящій и отрывистый говоръ англичанъ. Онъ непремнно хотлъ, чтобы племянница знала англійскій языкъ, и нанялъ ей гувернантку, миссъ Скимполь, женщину незамчательную и очень ограниченную. Она прожила, держась прямо и вя морозомъ, восемь лтъ въ дом вельможи и ухала въ Англію. На ея мсто поступила миссъ Друри. Прекрасная собою и умная, миссъ Друри рзко отличалась отъ миссъ Скимполь и отъ толпы холоповъ. Она съ самой ранней молодости посадила себя на пользу своего семейства… Она работала — чтобы оно могло отдыхать, она отказывала себ во всемъ — чтобы оно наслаждалось, она подавила, въ себ вспышки страсти — чтобы ея братья и сестры узнали всю сладость любви. Въ этомъ самоотверженіи для семьи была великая поэзія, но она была, неизвстна постороннимъ людямъ. Миссъ была умна и не желала осквернять поэзіи, составлявшей все счастіе ея жизни, пошлымъ удивленіемъ пошлой толпы.
Въ лиц миссъ Друри княжна увидла первую человческую личность. Эта личность смотрла на людей прямо, не нагибаясь передъ ними до земля и не становясь на саженныя ходули. Сначала она показалась княжн деревянной, потомъ просто чудачкою, наконецъ, воплощеніемъ всхъ добродтелей, — искомымъ идеаломъ. У каждаго человка есть чувствительная струна; стоитъ до нея дотронуться, и вы услышите, какія мелодіи способенъ издавать этотъ человкъ. Чувствительною струною миссъ были ея родные. Стоило княжн заговорить о нихъ, и англичанка оживлялась, длалась мягче, нжне. Она краснорчиво описывала быть своего семейства, наружность, характеры и занятія его членовъ. Былъ тутъ и отецъ-старикъ, читающій торжественнымъ голосомъ библію въ воскресный вечеръ, среди мирной семьи, и молоденькія, болтливыя сестры, шопотомъ передающія другъ другу свои невинные двичьи секреты, и братъ — красавецъ и умникъ, надежда и гордость родныхъ. Въ воображеніи княжны нарисовалась картина другой, непохожей на нашу, жизни, тихой, свободной, полной святого мира и торжественно-строгой тишины; эта торжественная тишина дйствовала на воображеніе двушки такъ, какъ дйствуетъ строгая простота немного темныхъ, старыхъ протестантскихъ церквей на путешественника, только-что оставившаго Римъ и его театральныя богослуженія, апостола Петра съ стразовымъ перстнемъ на пальц и шелковою тканью на мдныхъ плечахъ. Княжн сильно хотлось взглянуть на семью миссъ. Однажды пришло изъ Англіи письмо, извщавшее миссъ Друри, что ея братъ детъ на житье въ Петербургъ по дламъ торговаго дома гг. Сноршиль и компанія. Семнадцатилтняя княжна обрадовалась извстію и нетерпливо ждала прізда мистера Друри. — Дождалась.
Молодой англичанинъ, еще не превратившійся въ счетную книгу, что иногда длается съ англичанами на тридцатомъ году ихъ жизни, и не зараженный опытомъ, что длается съ ними во вс возрасты при первомъ удобномъ случа, превзошелъ вс ожиданія княжны и завоевалъ ея сердце. Оба были молоды, умны, хороши собою, жаждали счастья, — какъ же при такихъ условіяхъ не полюбить другъ друга? Полюбили. Видлись въ комнат миссъ почти ежедневно, просиживали вмст по цлымъ часамъ; мистеръ Друри даже забылъ на время о гг. Сноршиляхъ и компаніи. Дядя княжны не зналъ о свиданіяхъ молодыхъ людей; но если бы и зналъ, то не обратилъ бы большого вниманія на какого-нибудь иностранца-купчишку. А нужно было обратить вниманіе! Купчишка вздумалъ просить руку княжны. За предложеніемъ послдовало изгнаніе жениха и его сестры, за изгнаніемъ послдовалъ побгъ княжны, и совершилась тайная ея свадьба съ мистеромъ Друри.
Свадьбу устроилъ ухарь-братъ княжны. Она надлала много толковъ въ Петербург, который нсколько дней слушалъ варіаціи на тему: неравный бракъ. Потомъ какой-то геніальный, но не признанный композиторъ петербургскихъ толковъ пустилъ въ свтъ новыя варіаціи совсмъ на другую тему, и неравный бракъ и княжна забылись всми. Только дядя-вельможа, давнымъ-давно запоемъ хандрившій и не дававшій баловъ, потому что умерли и т, кого онъ думалъ сердить и дразнить своею веселостью, проклялъ теперь свою племянницу и ускакалъ въ Москву, тогдашній притонъ всхъ униженныхъ и оскорбленныхъ. О немъ даже и не толковали. Проклятая племянница зажила тихой семейной жизнью, наслаждаясь прелестью медоваго мсяца. Какое счастье жить тихой семейной жизнью, любить и быть любимой! Наслаждается любящая пара этимъ счастьемъ и не замчаетъ ничего, что длается кругомъ: вооружаются ли люди противъ нея комками грязи, сплетаютъ ли они, какъ тонкое кружево, запутанную сть затйливо-узорныхъ сплетенъ, собирается ли на темнющемъ неб грозная, неотразимая туча. Такого счастья дождалась и княжна. Счастливица!.. Но вотъ вопросъ: довольно ли человку, если въ продолженіе шестидесяти лтъ онъ насладится двумя мсяцами подобнаго счастья? Можно ли будетъ написать на его надгробной плит: «здсь покоится прахъ счастливаго человка!» Не будетъ ли эта надпись безпощадно-злою и страшно-дкою ироніей? Если нтъ, то пишите смло на могильномъ крест каждаго умершаго голодной смертью нищаго: «здсь покоится прахъ сытаго человка».
Мистеръ Друри былъ небогатъ, и потому новобрачнымъ пришлось вести скромную жизнь. Бабушка ничего не смыслила въ хозяйств и не могла быть помощницею мужу. Привычки и взгляды того круга, гд воспитывалась княжна, длали его членовъ неспособными, лишними и вредными, какъ только имъ приходилось вступить въ другую сферу жизни. Они умли расточать и не умли наживать. Молодая чета скоро почувствовала недостатки.
— Бетси, милая Бетси, надо быть экономне, — говорилъ мистеръ Друри своей супруг.
— Не жить же намъ, Джонъ, по-мщански! — отвчала Бетси.
— Отчего же не жить такъ, если нельзя иначе?
— Ты знаешь, что я не привыкла такъ жить.
— Но ты знаешь, что я не имю средствъ для боле широкой жизни.
— Джонъ, ты меня разлюбилъ! — выводила изъ этого разговора свое заключеніе Бетси и начинала плакать. Болотное или, если хотите, тепличное воспитаніе приносило свои плоды.
Мн хотлось бы говорить о счасть бабушки, описать его радужными красками, но я далъ себ слово ничего не выдумывать и строго придерживаться истины. Уже черезъ два мсяца посл свадьбы бабушка не была счастлива. Ея несчастье составляли и отсутствіе богатыхъ нарядовъ, и невозможность
Джонъ, неизвстно откуда, доставалъ деньги и исполнялъ капризы избалованнаго ребенка. Ребенокъ, къ несчастію, былъ очень милъ. Такъ прошло около четырехъ дть; родился у бабушки сынъ, родилась дочь. Наконецъ, Джона потребовали съ полными отчетами по дламъ торговаго дома, запутаннымъ до-нельзя. Грустно было прощанье супруговъ, но еще грустне было извстіе, полученное изъ Англіи черезъ полгода посл отъзда Джона. Бабушк писали:
«Имемъ честь извстить почтенную мистриссъ Друри, что во время перезда изъ г. С.-Петербурга въ г. Лондонъ у достоуважаемаго мистера Джона Друри, повреннаго но дламъ въ г. С.-Петербург торговаго дома гг. Споршиль и компанія, закружилась голова, и онъ упалъ за бортъ корабля въ море. Вс усилія матросовъ, въ крайнему сожалнію знакомыхъ и родныхъ покойнаго, остались тщетными, и спасти утопленника не смогли». За симъ слдовала подпись одного изъ гг. Споршилей. Посторонніе люди говорили, что у Джона совсмъ не кружилась голова въ минуту паденія въ море; говорили, что онъ и не падалъ въ море, но бабушка не врила этимъ слухамъ. «Джонъ зналъ, — говорила она, — что я любила его не за деньги: я жила бы съ нимъ и въ бдности, съ милымъ сердцу человкомъ»… Тутъ шли разсужденія такого рода, что я не считаю, нужнымъ выписывать ихъ; любознательный читатель можетъ ихъ отыскать въ любомъ старомъ роман, подъ слдующими заглавіями: шалашъ въ лсу, рай подъ деревомъ и утоленіе голода сочными и длинными поцлуями. Разумется, все это говорилось отъ чистаго сердца; но все-таки Джонъ былъ правъ въ своемъ расчет, хотя немного позднемъ. Жить вмст они не могли, не разлюбивъ другъ друга; помириться съ родными при жизни Джона бабушка не могла, а безъ ихъ помощи не было средствъ вести роскошную или широкую жизнь. Джонъ былъ помхою, и онъ счелъ нужнымъ сократиться. У меня даже не поднимается руіса на обвиненіе Джона за то, что онъ вырвалъ бабушку на время изъ аристократическаго круга. Ея натура была создана для романа. Не явись Джонъ, явился бы какой-нибудь Григорій или Франсуа. Разница была бы только та, что Григорій, женившись на ней, заставлялъ бы ее шляться по роднымъ за примиреніемъ и за деньгами и вколотилъ бы ее въ гробъ, а Франсуа пожилъ бы съ нею, попвая псенки, и года черезъ два ухалъ бы на родину, не женившись на бабушк и бросивъ ее съ двумя незаконнорожденными дтьми.
Дтей, какъ уже сказалъ выше, у бабушки было двое, ихъ нужно было вырастить и воспитать. На это требовались деньги, а ихъ у бабушки въ день полученія письма изъ Англіи было ровно восемь гривенъ ассигнаціями…
IV
Жизнь моего дяди
Кто долго толкался въ большихъ и малыхъ, въ губернскихъ и уздныхъ городахъ нашей матушки Россіи и ознакомился съ физіономіями ихъ обитателей, начиная отъ заплывшаго жиромъ и отупвшаго купчины съ окладистой бородой и толстымъ носомъ въ вид поношенной туфли, до тощаго франта со стеклышкомъ въ подслповатомъ глазу, живущаго весьма подозрительными средствами, — тотъ, врно, знаетъ своеобразный, только у насъ возможный типъ обнищавшей барыни-аристократки, типъ, ведущій свое начало изъ временъ екатерининскихъ. Это личность истинно-трагическая, и тмъ боле грусти наводитъ она, что сама всмъ своимъ существомъ, всми поступками накупается на смхъ. Нанимаетъ она обыкновенно отдльный домикъ на курьихъ ножкахъ и передетъ изъ него только въ могилу; при ней доживаютъ свой скорбный вкъ двое или трое изъ ея уцлвшихъ крпостныхъ людей. Чмъ питаются эти дряхлые люди, — почти неизвстно; но что питаются они плохо, — это видно по ихъ испостившимся лицамъ; они похожи на мертвецовъ, которыхъ забыли положить въ гробъ и похоронить. Обыкновенно единственнымъ источникомъ доходовъ барыни бываютъ деньги богатыхъ родственниковъ-аристократовъ, осаждаемыхъ письмами этой бдной тетушки или троюродной бабушки. Ея прошлаго никто не знаетъ. Зачмъ и почему вышла она изъ своего круга и обнищала? почему — прапорщица Нитькина — она подписывается и величается всми княжной Дружиной-Суздальской или графиней Шемякиной? — все это покрыто мракомъ неизвстности. Въ жизни старушки былъ какой-то любовный романъ съ скандальною завязкой; но она старается не вспоминать о немъ, какъ о глупомъ и необузданномъ поступк. Когда-то давно, молодость, истинное чувство, кипучая страсть изорвали въ клочья и затоптали въ грязь пеленки, въ которыя пеленаютъ людей дикіе сословные предразсудки;- но молодость прошла и унесла порывы чувства, а на мсто ихъ, въ очерствломъ сердц проснулись и закопошились сожалнія о мишурномъ блеск. И вотъ старушка заботливо собираетъ клочья ею же разорванныхъ пеленокъ, сшиваетъ ихъ неврною дрожащею рукою и силится уврить всхъ людей, весь міръ, что пеленки цльныя, а не сшитыя. Люди въ сомнніи качаютъ головами, но, за давностью, не помнятъ событій ея жизни и не могутъ указать на истину. Зато личность старушки извстна всмъ въ город: и босоногимъ уличнымъ мальчишкамъ, показывающимъ ей языкъ, и высшимъ городскимъ властямъ, на которыхъ барыня сердита за ихъ непочтительность къ ней. Весь городъ знаетъ ея бархатный салопъ, подбитый мхомъ не то песцовымъ, не то волчьимъ, ея шляпку допотопнаго покроя съ обдерганными перьями, непремнно съ перьями, ея морщинистое лицо, большею частью нарумяненное и набленное (это не признакъ кокетства, но во время ея молодости блились вс княгини)… Вообще вся одежда носитъ печать того покроя, который былъ въ мод во дни ея расцвтанія; она является какой-то нетлнной муміей, перенесенной въ пеструю толпу ликующихъ людей и модныхъ одяній; сроватою, ветхою картинкою модъ прошлаго столтія, случайно попавшею въ блистающія близною страницы моднаго журнала за послдній годъ. Вс знаютъ ея отощавшаго лакея въ порыжвшей ливре съ безчисленнымъ множествомъ воротниковъ и въ громадной, треугольной, взъерошенной шляп; потупивъ голову, выступаетъ онъ за барыней и косо глядитъ на насмшливыя лица молодыхъ лакеевъ-зубоскаловъ… Неодолимою грустью ветъ отъ этихъ покойниковъ… Этотъ типъ барыни не важенъ самъ по себ, какъ отжившій свой вкъ и, мало-по-малу, зарывающійся въ могилу, но важно то, что и эти женщины были матерями законныхъ и незаконнорожденныхъ дтей, воспитанныхъ въ аристократическихъ преданіяхъ, плохо образованныхъ и озлобленныхъ бдностью. Эти дти играли и отчасти еще играютъ видную роль въ нашемъ обществ. Моя бабушка совершала жизненный путь при тхъ условіяхъ, какія образуютъ сейчасъ описанный типъ; стоило ей немного состарться и начать румяниться, — она сдлалась бы его представительницею. Читатель догадается, чмъ могъ сдлаться дядя подъ вліяніемъ бабушки.
Бабушка долго горевала по муж; являлись къ ней утшители, но она ихъ выгнала вонъ. Бабушка осталась врна первой своей любви, хотя и подписывалась на письмахъ княжной Тресково-Обуховой, даже забывая поставить слово: урожденная. Чтобы не умереть съ голоду, она обратилась къ братьямъ, давно дослужившимся до значительныхъ чиновъ; князьямъ въ т времена, какъ и всегда, чины шли скоро, и бабушка показывала мн одного старика-князя, который на восемнадцатомъ году имлъ дв иностранныхъ звзды, что ему папаша выхлопоталъ. Братья хладнокровно прочли трогательныя просьбы — письма сестры, однако въ помощи ей не отказали, не желая видть нищею одну изъ княженъ Тресково-Обуховыхъ: каждый братъ назначилъ ей по 25 рублей ассигнаціями ежемсячной пенсіи. На эти эти въ то время можно было жить сносно, но бабушка не умла разсчитывать. Ея жизнь была длиннымъ рядомъ роскошныхъ обдовъ и голодныхъ дней, шитья богатыхъ нарядовъ и закладыванья ихъ въ частныя руки, гд наряды и пропадали. Дти ея подросли, и настало время ихъ образованія. Она ршилась воспитывать ихъ дома. Для нкоторыхъ предметовъ наняла учителей, другіе преподавала сама. Что же она знала? Французскій и англійскій языки, танцовать и плохо писать по-русски: исписанная ею бумага походила на листъ, по которому въ продолженіе цлаго лта ходили мухи. Этимъ же премудростямъ научились и дти. Учитель, взятый для сына бабушки, не могъ справиться съ мальчикомъ. Ребенокъ былъ горячъ и гордъ. Одно строгое слово, сказанное ему, ожесточало его, а вмст съ нимъ и бабушку; затмъ слдовало изгнаніе учителя. И то сказать, хороши тогда были и учителя; нужно было имть очень здоровый желудокъ, чтобы переварить ихъ науку и обращеніе. Смна учителя продолжалась до тхъ поръ, пока дядя не вытолкалъ собственными своими руками одного семинариста. «Довольно мн учиться, — объявилъ онъ, — я знаю больше, чмъ вс эти поповичи вмст». Бабушка подумала-подумала и ршила, что, врно, оно такъ и есть, какъ говоритъ Пьеръ. Пьеръ получилъ дозволеніе отдыхать отъ утомительныхъ трудовъ и ждать, когда прідетъ Василій, старшій братъ бабушки, отъ котораго ожидали протекціи и мста.