Год активного солнца
Шрифт:
— Дорогой мой Нодар! — торжественно лепечет Сандро. — Не забывай, сынок, своего родного села! — и тянется поцеловать меня.
Слово «сынок» он произносит с особой теплотой, подчеркивая тем самым не только разницу в возрасте, но и свое расположение ко мне.
Сандро целует меня, на глазах у него появляются слезы.
— Садитесь, уважаемый Сандро!
— Вот только провожу Владимира и тотчас вернусь.
Владимир, наверное, уже давно дома. Слезы текут по щекам Сандро.
— Не забывай своего родного села.
— Пойдем домой, горемыка, не утомляй гостя. Может, хоть сейчас догадаешься, что пить тебе уже не по плечу, — с улыбкой выговаривает ему жена.
— Не забывай своих дедов и прадедов… — всхлипывает Сандро.
Жора стоит с рогом в руке и терпеливо ждет, когда угомонятся сотрапезники. Он прищурясь смотрит на плачущего Сандро, не зная, как его унять.
— Погоди уводить муженька, индюк уже поджарился, — всполошилась бабушка.
— И завтра успеется, — отвечает Мариам, подталкивая мужа к двери.
«Моя теща завещалааа…» — слышится со двора голос удаляющегося Сандро.
— Я пойду, Нодар, — улыбаясь говорит Элене.
— Дорогая Элене, это Нана, моя Нана! — говорю я.
— Хорошая девушка твоя Нана! — улыбается Элене.
В уголках ее глаз я замечаю созревающие слезы.
Элене целует Нану в лоб и уходит.
Я опускаюсь на свой треногий стул. Комната вновь покачнулась. Я изо всех сил держусь руками за свой стул, не давая возможности опрокинуться стенам. Я исподтишка смотрю на Жору. Впервые вижу, чтобы спящий человек пил вино из рога. Потом он вдруг сел, положил пустой рог на стол и свесил голову набок.
— Готов! — говорит Элгуджа, знаками показывая Сосо, что настал его черед пить из рога.
Сосо, по обыкновению, безмолвно осушает его. Он бодрится, пытается сидеть прямо, но стоит заглянуть ему в глаза, как все становится на свои места — и этот готов.
— Хоть бы война началась, что ли, — наполняет рог Элгуджа, на этот раз для себя. — Не то осоловели ребята от безделья!
— Чтоб у тебя язык отсох! — всерьез сердится на него жена.
— Прощай, трезвость! — Он пьет вино мелкими глоточками. Посередине делает передышку, но рога от губ не отнимает. Кадык на мгновение останавливается, но тут же вновь начинает сновать вверх и вниз. Рог осушен. Тыльной стороной ладони Элгуджа с довольным видом вытирает губы и вызывающе спрашивает Амирана: — Что ты на меня уставился, или я тебе задолжал что?
— Выпей за всех святых, если можешь, и дай отдохнуть гостям! — говорит Амиран, желая подчеркнуть тем самым, что он все еще трезв.
Но Элгуджа уже не слушает его.
— «Мравалжамиееер…» — затягивает Элгуджа.
Затуманенное сознание Жоры, видно, уловило мелодию песни, и он без перехода подтянул хриплым голосом. Голова его свесилась набок, оба глаза закрыты, но он поет и во сне. И, представьте, верно поет.
Широко раскинув
Неожиданно я почувствовал, что Нанины губы приблизились к моему уху.
— Какие вы все смешные-е-е! — шепчет она.
Какая музыка может сравниться с ее мелодичным голосом, полным радости и счастья.
«Какие вы все смешные!» — слышу я, и блаженное тепло разливается по всему моему телу.
Я просыпаюсь далеко за полночь.
Со сна я не сразу догадываюсь, где нахожусь.
Над головой небо, густо усеянное звездами.
Бабушка постелила мне на балконе.
Проснулся я от холода. Одеяло сползло. С головой накрываюсь одеялом, чтобы чуть-чуть отогреться. Сон как рукой сняло, и, увы, надолго.
— Что такое, сынок? — послышалось из маленькой комнаты, и вскоре показалась бабушка.
— Ты что же, не спишь? — изумленно спрашиваю я.
— Как же я засну, когда ты каждую минуту сбрасываешь одеяло. Что с тобой сделал этот ирод. Можно пить столько вина, я тебя спрашиваю? Нашел, с кем тягаться, да он за один присест пуд вина в себя вольет!
— Да и он тоже был хорош!
— Так-то оно так, но ты ведь с дороги, устал.
Ага, значит, Элгуджа был в норме.
— Голова не болит?
— Нет, все в порядке. А где Нана?
— Она в зале спит.
Я смутно вспоминаю, что бабушка увела Нану спать, когда мы куролесили во дворе.
— Присядь, пожалуйста! — прошу я бабушку. Потом я обнимаю ее и прижимаю к груди.
Я чувствую, что в ее иссохшем теле жизни осталось не больше, чем влаги в давно опорожненном кувшине. Еще немного, и кувшин совсем высохнет. Сердце мое болезненно сжимается.
— Какая замечательная девушка Нана! Кто она, сынок?
— Просто подруга! — тихо отвечаю я и на всякий случай натягиваю одеяло на голову — а что, если Нана тоже не спит? Мне не хочется, чтобы она слышала наш разговор.
Бабушка тихо смеется.
— Ну признайся, невеста она тебе, да?
— Что, понравилась?
— Мое слово ничего не решает.
— Ну скажи, понравилась, да?
Бабушка опять смеется вполголоса.
— Чего ты смеешься?
— Сказать по совести, не по душе мне, когда женщина в брюках ходит. Но кто меня спрашивает?
Молчание.
Потом бабушка наклоняется ко мне и едва слышно шепчет:
— Пока она не разделась, я ни шагу из комнаты. Ну и фигура же у нее, не сглазить бы, красавица, да и только.
Я довольно ухмыляюсь.
— Впрочем, чего это я, старая, тебе рассказываю. Ты, поди, получше меня про то знаешь.
Не говоря ни слова, я отрицательно мотаю головой. Ведь я и вправду еще не успел увидеть ее в платье.
— У нее такие длинные и нежные пальцы, что я ума не приложу, как она мчади месить станет, — продолжает бабушка шепотом.