Год активного солнца
Шрифт:
Я пошел ей навстречу.
— Здравствуй, Элене!
— Здравствуй, Нодар, я принесла тебе вяленого гуся и тутовую водку. Ты, мне помнится, любишь это.
— Не стоило беспокоиться. Познакомься, моя приятельница Нана Джандиери.
— Какая у тебя прекрасная приятельница! — улыбается Элене, целует Нану в щеку и, сбросив шаль, садится.
В глаза мне бросаются ее поседелые волосы, и сердце горько сжимается.
Шестнадцатилетний юноша, разгоряченный игрой в мяч, сбегает
Юноша не в силах оторвать глаз от ее белой высокой груди, виднеющейся в вырезе платья. Белизна начинается сразу от прекрасной загорелой шеи.
Женщина чувствует жадный, обжигающий грудь взгляд широко раскрытых глаз юноши. Она почти физически ощущает, как требовательно ласкают ее полураскрытые горячие губы, еще не знавшие женской любви. Ей кажется, что она слышит, как шумит в его жилах подстегнутая страстью кровь.
Женщина даже не пошевельнулась, стоит себе согнувшись, упрямо уставившись на кувшин с льющейся через край водой. Она словно бы не замечает юношу, но взгляд его, жадно ласкающий ее грудь, ей приятен.
Потом она медленно подняла голову и поздоровалась с юношей, словно только теперь его и заметила.
— Ну, здравствуй.
— Здравствуй.
— Да ты весь в поту. Подойди ко мне.
Юноша, как зачарованный, шагнул к ней.
— Как бы ты не простыл! — Женщина нежно дотронулась пальцами до его вздымающейся груди, улыбаясь, медленно застегнула пуговицу на рубашке.
— Что с тобой, малыш, ты, случаем, не онемел? — вновь улыбнулась женщина и пригладила его растрепавшиеся вихры. Перед ней стоял мужчина, и прикосновение к нему было ей приятно.
— А у меня огурцы поспели. Приходи вечером к винограднику, они на заднем дворе посажены.
Женщина нагнулась и ухватилась за ручку кувшина. Белая грудь вновь сверкнула на солнце. И женщина ушла.
Юноша не помнил, сколько еще времени он простоял так в полном оцепенении. Не слышал он и того, как подъехал к роднику незнакомый старик.
— Будь добр, подай мне воды! — услышал он глухой старческий голос.
Юноша опомнился. Он молча подошел к старику, сидящему на арбе, взял у него армейскую флягу и наполнил ее водой.
Старик выпил воду мелкими глотками, вылил остаток на землю и вновь протянул флягу юноше.
— Не поленись, будь другом, подай еще одну!
Юноша прибежал домой, без сил рухнул на тахту и закрыл глаза.
Тело его била мелкая дрожь. Оно все еще было во власти буйного влечения и страсти. Он чувствовал, что и вдова потянулась к нему. Странное нетерпение овладело им. Он страшился встретиться с глазами близких, не желал никого видеть. Единственно, о чем он мечтал, чтобы солнце побыстрее зашло.
Подойдя к
Внезапно до слуха его донесся шелест листьев, и тут же он увидел горящие глаза вдовы. Все сомнения неопытности мгновенно исчезли. Он не помнил, как подошел к женщине. Только ощутил, как зашумела в ушах кровь. Тело его затрепетало, объятое сильной и доселе незнакомой радостью. А губы женщины, побелевшие от страсти, счастья и наслаждения, шептали, стонали, подстегивали: «О мой родной», «Мальчик ты мой!»
А потом они, обессилев, лежали на теплой, парной земле между лозами и смотрели в небо. Грудь женщины ходила ходуном. Юноша все еще не пришел в себя. Он не может понять, во сне это произошло или наяву. Тело по-прежнему трепещет, и волны горячей крови, взрывая перепонки в ушах, захлестывают его.
— Нас никто не видел? — спрашивает женщина.
— Никто.
— А теперь уйди и навсегда забудь все, что здесь произошло.
Юноша приподнялся.
— Уйди, тебе говорят.
Юноша встал на колени. И женщина привстала, уперев руки в землю.
— Погоди. Сначала поклянись, что все забудешь!
— Не забуду.
— Тогда поклянись, что никому не скажешь ни слова!
— Клянусь матерью!
— Знай, если ты когда-нибудь нарушишь слово, я в тот же день брошусь в Ингури.
— Клянусь матерью!
Женщина тоже встала на колени, взяла в руки лицо юноши и с любовью заглянула ему в глаза. Сердце ее дрогнуло. Наивные, добрые, в счастливых слезах глаза шестнадцатилетнего мальчика, еще не осознавшего всего с ним происшедшего, жалобно смотрели на нее.
Она медленно нагнулась и поцеловала мальчика в глаза. И даже неопытный юнец понял, что это были не те поцелуи, которые еще мгновение назад жгли и будоражили его и без того кипевшую кровь.
Вдруг женщина заплакала, горько, навзрыд и ничком повалилась на землю.
Побледневший юноша, стоя на коленях, с отчаянием наблюдал, как трясутся ее плечи.
— Нино, рог, да побыстрей! — кричит Элгуджа.
— Еще чего придумал, рог ему подавай! Да ты вконец споишь ребенка! — сердится бабушка. — Он ведь такой долгий путь одолел, устал небось!
— Рог, тебе говорят! — картинно подбоченясь, рявкнул Элгуджа.
Нана хохочет. Ей явно нравится мой двоюродный брат. Что бы он ни сказал, она безудержно хохочет. Ее смешит все: его жесты, его интонации, громовой голос, широкие, как лопата, ладони.
Бабушка покорно несет рог, вмещающий в себя не меньше трех стаканов.
— Ты хоть залейся вином, а Нодара не трожь. — Бабушка коснулась моей щеки своей сморщенной рукой. — Не пей, сынок, не бери пример с этого ирода!
— Бабушка, хватит тебе хлопотать, сядь с нами.