Годзилла
Шрифт:
Меня с Гурским поставили в наряд по БВП. С Гурским должен был ехать сержант Рондиков, но он приболел, и заставил меня выучить обязанности старшего по смене. Зная, каким был этот наряд, я с радостью выучил предписания и рассказал обеспокоенному Гурскому, что волноваться нечего.
"Вось, каб да канца службы ў такія нарады хадзіць..."
***
Утром на подъёме ко мне подошёл Мирон, дал денег и попросил купить кило мандаринов и банан.
– А где я их тебе достану?
– В магазе, там
Далее всё, как и в прошлый раз: после пайки погрузка в «уазик» за «стелсом», получасовая тряска по городу до места назначения и мы усаживаемся на стулья.
Я быстро объяснил Гурскому все прелести наряда и всё последующее время мы поочерёдно меняясь, открывали с кнопки двери и шлагбаум.
В обед набрали себе щедрого пайка, был канун Нового года, и мы заслужили немного пороскошествовать.
Набив животы до отказа, я рассказал Гурскому о поставленной Мироном задаче, схитрив насчет того, что он поручил её мне. Гурский оказался парень не промах и тут же вызвался всё исполнить. Я растолковал ему установки незамысловатых ухищрений, зная, что тот любил выпендриваться и порисоваться перед старшим периодам, и отправил его прямиком к стакану, для дальнейших корректировок и указаний пути на выполнение столь ответственной миссии.
Его не было около получаса, и эти минуты дались мне с трудом: я вздрагивал при каждом появлении персонала, при каждом звонке, ибо дело это было подсудным, считай самоволка и спрос был бы непосредственно с меня. Но всё прошло гладко. Гурский пришёл с большим пакетом мандарин и бананов, прихватив для нас (тут сработала его смекалка) литрушку пива. Пиво мы выпили за один присест, быстро закусив алкоголь свежими фруктами.
А в конце вообще одурели. В комнате стоял ксерокс, я усадил туда своё мягкое место и мы отксерили себе на память наши задницы.
Назад ехали молча, взирая на красочный город, утопающий в свете гирлянд. Наступал 2012 год. Что он нёс, оставалось только предугадывать.
Нам повезло. На обратном пути нас завезли в караульное помещение Министерства обороны. Нам с Гурским выпала честь лицезреть караулку.
Это оказалось подвальное помещение внутри самого корпуса Министерства, напоминающее квартиру жилого дома. Нас завели внутрь караулки в комнату, именуемую «бодряком», рядом с тамошней оружейной. В комнате стоял телевизор и был накрыт стол – всё строго по-армейски: апельсиновый сок и бутерброды с сыром. Поздравить с праздником в караулку явился сам комбат Рысюк.
– Товарищи солдаты и сержанты, желаю вам в Новом году лёгкой службы, ну и конечно домой вернуться целыми и невредимыми. С Наступающим!
Все выпили, прокричали торжественное «ура» и вернулись к несению службы, мы же с Гурским направились к «уазику».
В тёплой кабине, разморившись от весёлых будней, возвращаясь в часть, я забыл там вещмешок для Мирона со всем заказанным продовольствием. Вспомнил об этом я только по прибытию в роту.
– Где бананы?
Я переглянулся с Гурским, отдал сдачу и сказал:
– Базара ноль, мой косяк...
Тут же принялся обзванивать друзей, чтобы завтра
– Ты, малый, фартовый, - сказал мне Мирон, пряча в каптёрке новогодние лакомства, угостив целым бананом, даже не подозревая, что с Гурским мы уже съели по два и со спокойной совестью отправился спать.
В тот момент я понял, что в здешних условиях меня, выражаясь по-белорусски, спасёт одна только "спрытнасць ды жвавасць".
***
В канун Нового года казарму второй роты охраны успели подготовить к празднику, соблюдя все нормы и правила. Вынесли койки в соседнюю третью роту, поставили столы, как на большой свадьбе в деревенском клубе и накрыли их сладостями, так что к нашему прибытию с наряда по БВП всё было уже готово.
Ровно в двенадцать часов включили телевизор и мы, поднявшись со стульев всем батальоном охраны с напитком в руках, разлитым по гранёным стаканам, заслушали торжественную речь Всенародно избранного. После его долгого разглагольствования, телевизор тут же выключили, и к поздравлениям «Батьки» присоединился комбат Рысюк.
– В наше не лёгкое время, желаю вам всем оставаться мужественными и с честью нести службу в рядах вооружённых сил. Помните, что дальше будет ещё труднее, никому сейчас не легко…
Я пил напиток, стараясь пропускать все эти минорные речи мимо ушей и думал о настоящей выпивке и друзьях, которые, вероятнее всего, угарали на всевозможных кутежах.
Через полчаса в роту прибыл командир части, слегка подшофе, выдавала его красная мясистая ряха. Поздравив нас, он вместе со старшим офицерским составом удалился отмечать столь радостное событие в штаб.
В роте за старшего остался прапорщик третьей роты старшина Яровец. Двухметровый амбал с квадратной головой и, несмотря на возраст, ему было около двадцати трёх лет, уже окончательно полысевший. Он ходил вдоль столов, огромной лапой заграбастывал угощения и предупреждал:
– Желательно кого-то пасекаю за распитием....
А угощения были весьма неплохими. За неделю до праздника весь батальон скинулся деньгами, и теперь все ели от пуза: конфеты, зефир, мармелад, бананы, мандарины, яблоки и апельсины, три вида напитка и сока.
К часу ночи, чтобы солдаты не бегали на улицу курить, Яровец разрешил открыть окна в душевой и курить там. В тазики набрали воды для сбрасывания туда бычков и пепла.
В дымном чаду я робко стоял у окна со своим периодам, вдыхая горечь сигарет и молча затягивался своей. Присутствовало чувство какой-то отверженности и никчёмности. Радость переполняла лишь дембелей. Все они делились тем, как запьют через месяц на гражданке, а мы будем молотить сапогами в здешних стенах и прогибаться под обнаглевших «шакалов».