Годзилла
Шрифт:
В карауле Потап раскрыл нашему периоду тайну, кому из нас повесят лычки. Я заранее знал, что Студнев поручил сержантам решить, кто из нас достоин этой почести. Потап был за старшего и именно он, по сути, выбрал будущих сержантов, тех, кто вовремя платил деньги, особо не задирался и был сговорчив. Ниха, Лесович и Гораев с Ранкой в одночасье сделались младшими сержантами. Сержанта хотели повесить и мне, но здесь воспрепятствовал Секач и настоял на неприметном Ранке. Прапор же сразу выбрал будущих дежурных по роте: меня и Муку. В роте Мука был ответственным по “холодной”, такой же, как и Станок выходец из деревни, они с лёгкостью находили общий язык, поэтому выбор был очевиден. Меня же прапор, как
Перевод в роту меня немного огорчал. В карауле за эти пол года я успел раступиться, о роте же я совершенно ничего не знал. Должность дежурного страшила, да и само нахождение в казарме немного будоражило: вечно на виду у “шакалов” и ротного.
Мирон заверял меня в обратном.
– Походишь пару раз и поймёшь, что караул это полная шляпа, особенно, когда из роты все в наряды сваливают.
В карауле новоявленных сержантов сразу же стали приучать к ремеслу. Отныне они не выполняли никаких грязных работ, следя за тем, как мы производим уборку. Пару раз из-за нашего недобросовестного полатёрства их даже поставили на кости.
– Запомните, - говорил им Гнилько, - если вы не будите ебать “слонов”, вас будут нагибать вышестоящие, так что сами выбирайте на чьей вы стороне.
– Вы будущие сержанты и не должны бояться требовать выполнения поставленной задачи. Вы своё уже отпахали, так и скидывайте всю работу на других, если сами, конечно, не “слоны”, - говорил Потап.
– Да “слоны” они, и всегда ими останутся, я их и по второму и по третьему периоду крестить буду, - сказал Секач.
– Вы уйдёте, а мне здесь даже не с кем чаю попить будет.
– С Гурским попьёте, - сказал Ракута.
– Ну только что, да и тот “слон” печальный, хобот вун висит...
Пацаны стояли на костях, а мы старались быстро привести всё в порядок. Негоже было подставлять свой период.
***
Новое пополнение прибыло в расположение части 19 мая 2012 года. Нас по иронии судьбы отправили сажать кусты вдоль дороги, ведущей к казармам. Я увидел первый синий “мазовский” автобус и посмотрел через окно на лица сидящих внутри ребят. В глазах не было испуга или какой-либо обеспокоенности, казалось, это были совершенно другие люди, другое поколение. Лысые головы и уверенные взгляды слегка настораживали. Игнатюк стал раздавать им вспышки и картаво выкрикивать в сторону автобуса:
– “Слоны” прибыли! Готовьтесь к приёму во второй роте!
– Да ты ещё сам “слон” не раступленный, - сказал ему Гнилько и приказал, утрамбовывать землю.
В тот момент я подумал о цикличности и о том, что в армии меняются лишь лица, люди, события – всё остальное неизменно и удручающе безысходно.
Вечером в роту с отпуска прибыл Кесарь. Мы обменивались с пацанами тревожными взглядами, ожидая град неминуемой неуставщины. Однако Кесарчук вёл себя на редкость адекватно и даже как-то застенчиво, словно у него случился приступ амнезии и он позабыл о своей недавней репутации и лихом положении. Лицо его округлело, на щеках появился здоровый румянец, а в глазах исчез тот маниакально-депрессивный блеск.
К утру следующего дня стали известны фамилии сержантов из нашей роты, которых отправят в карантин. Ими оказались Кесарчук, Виля и наш Ниха. Такая немыслимая новость обрадовала нас пуще прежнего. Мы уже успели отвыкнуть от этого деспота и тут нам снова предоставили ещё один месяц спокойствия, за который
***
В перерывах между караулами нас стали гонять на цветники за МКАД. Сперва это были мелкие работы на пару часов: мы перевозили на тележках различные сорты растений из клумб в холодильные комнаты-хранилища, по пути опрокидывая целые составы искусственно выращенной флоры на землю. Командовал нами “контрабас” Карач, ленно покрикивая на нас, стоя в стороне и покуривая сигарету за сигаретой.
Один раз меня забрал с собой добрый малый из архива цветочной конторы, и я помогал ему перетаскивать папки сметы из кабинета в кабинет. Для мая было весьма жарко и я снял китель, прохлаждаясь в коридорах корпуса.
– У меня отец военный, так он сразу отмазал меня от армухи, зная какая это бессмысленная трата времени, тем более в современных условия, - сказал он мне.
Я лишь покачивал головой, молча соглашаясь с ним, а он ведь даже и не знал, с какими лишениями нам пришлось столкнуться.
– Ну, ничего, тебе ещё пол года осталось, - рассуждал за меня бухгалтер, узнав, что я “годзилла”, - самое трудное позади.
А потом нас стали отправлять на цветники на весь день. Во главе ставили Потапа, и мы уговаривали его по дороге, заезжать в магазин, чтобы прикупить себе продовольственных запасов.
На цветниках мы очищали старые парники от вышедших из строя агрегатов, снимали шуфлями мох и плесень с бетонных полов, столов и стен, выметали разбитое стекло и выбрасывали в мусор поломанные трубы и оросительные системы. Работа была уморительной, но всё же лишала нас возможности лицезреть все эти обрыдлые свиные рыла, от которых в роте у меня уже подташнивало.
Потап сидел в углу на табурете, разговаривал по телефону, разрешал устраивать десятиминутные перекуры и особо не подгонял. Я, Гораев, Гурский и Ранко не спеша выполняли свою работу, ощущая на себе всю прелесть так называемой “межухи”.
***
В Министерстве обороны часто проходили всевозможные пиршества и сабантуи по тому или иному поводу, когда рядом с первым постом выстилалась красная ковровая дорожка, и полканы с толстозадопузым генералитетом в преисполненном величии своего пафасно-бутафорского существования, прохаживались по ней вдоль и поперек. Часто в министерстве встречали делегации из других стран: России, Украины и оных азиатско-африканских отдалённостей. Пару раз приезжал Сам и тогда караул кричи – вся суточная смена стояла на ушах, то и дело строя показуху и демонстрируя свою боеготовность. Мелкие празднества на уровне министерства во главе с тогдашним министром обороны генерал-лейтенантом Зарубиным, так же потчевались с особым шиком.
В тот раз отмечали выход на пенсию одного из генералов, просидевшего штаны в этих стенах долгие и упорные годы военно-государственной службы. С нашей части выделили бойцов. Комбат указал на нашу роту и с лёгкой руки Студнева послали меня, Гурского и Дубкова. Нам велели облачиться в парадку и на караульном “уазике” завезли к главному корпусу, а от туда прямиком на кухню при столовой. Словами нельзя было передать нашей радости, когда мы узнали, что от нас требовалось. Это ж надо! В наши обязанности входило брать подносы у поваров и относить их к конференц-залу, в котором пьянствовала, гремя медалями, красномордая военщина. От кухни к месту, где нас принимали наманикюренные девочки, которым мы тут же передавали эстафету, лежал весьма продолжительный маршрут. Подносы нужно было доставить с первого этажа на второй, минуя лестничную площадку, потом по коридору на право через двери и в фойе. Вот в этом-то пути и заключалось наше основное блаженство.