Годзилла
Шрифт:
Через некоторое время к нам вышел начальник вертухайской смены. Высокий чернявый капитан.
– За что его?
– спросил у Швоки капитан.
– Нарушение распорядка дня.
– Ёпта, нашли за что привозить, у нас вун там вообще уголовники сидят, лютые “деды”-беспредельщики.
– Мне леворадикально, указание комбата, - едва не сорвавшись на фальцет, выкрикнул майор.
– 136? Ладно, заводи, куда-нибудь оформим.
Меня повели по-узкому коридору. Далее провели досмотр личных вещей, забрали шнурки, сняли лычки и заперли в камере.
.........................................................................................................................................................................................................
Три
Суки-вертухаи постоянно унижали, начкары вообще страх потеряли, особенно этот чернявый тюлень. Лишь на третьи сутки попалась хорошая смена и я даже смог подумать о том, что скоро домой, а завтра в роту.
Обратно на базу меня вёз Станок. Перед ним я не хотел показывать своё печальное состояние, и на его расспросы только улыбался, мол “нас ебать, что небо красить”. Вспоминал Кесаря, Дубкова, Ромашку и Корягу с Ветрашем. Я помнил их лица, когда они возвращались в роту: бледные, безмолвные, как тени, словно побывали на войне.
Я ехал назад в часть и подумал о том, что это было самым желанным возвратом в эти давно абрыдлые стены. Как никогда я хотел увидеть знакомые лица, нормально поесть и заснуть на узкой, скрипящей койке, накрывшись с головой колючим, войлочным одеялом.
***
Пару дней отходил от всех этих событий. Вес набрал быстро и осунувшееся лицо немного порозовело. С дежурств меня сняли, а на моё место поставили Карпова. В роте я никоим образом задействован не был. Близился мой демблель. К десяти дням добавилось ещё трое суток.
В конце концов Студнев вручил мне обходной лист, по которому я обязан был посетить все соответствующие инстанции в части, где бы мне поставили печать, гласящую о моём освобождении.
Гораев уже обошёл всех “шакалов” и я по его кальке, ринулся обивать коридоры штаба. Затруднение вышло с библиотекаршей. Пацаны уже как пол года сожрали в караулке казённую книгу, а долги следовало возвращать. Пришлось жертвовать своей личной библиотекой и брат привёз мне на КПП из дома того же Экзюпери, только “Маленький принц”. Библиотекарша долго ерепенилась, всё возмущаясь моей разеватостью, но в итоге согласилась, книга была в лучшем состоянии, да и на много интереснее.
Так же Студнев поставил нам с Лёхой задачу произвести "дембельский аккорд". Обычно, всем дембельским составом пацаны скидывались деньгами и делали в роте ремонт или закупали в пользование бытовую технику. Нас с Гораевым было двое и поэтому с нас взятки были гладки. Мне Студнев поручил провести в роте новые короба, снабдив перфораторам, Гораеву – переклеить обои в бытовке.
Я считал, что своей несвоевременной отсидкой на киче расплатился с полна, поэтому тут же привлёк к работе “слонов”. Просверлил в потолке для вида пару-тройку отверстий и дал указания Диле и Севоку. Те
В один из таких эпизодов меня к себе в каптёрку вызвал прапорщик.
– Присаживайся, - отечески сказал он. – Всё таки надавил на ротного повысить тебя в звании. Негоже под дембель в еферах ходить. Я ж тебя сразу в сержанты метил, но Студень всё против был. А под дембель, думаю, само то. Ты заслужил, держи.
Станок протянул мне золотую ленту для новым лычек.
– Подарок от меня.
Это было по истине неожиданно.
– Да, там ещё после третьего периода остались изъятые комбатом майки с беретами. Ты же помнишь, как их на плацу тогда накрыли, так что выбирай себе любую по размеру. И смотри мне тоже не попались, оденешь, как за ворота выйдешь.
Я был в не себя от счастья. Тут же выбрал себе чёрную майку с жёлтой надписью “Охрана” на спине и подходящий берет, надёжно припрятав всё в нашем общем с Индюком тайнике.
“Слоны” вешали короба просто омерзительно, проводка едва держалась на потолке, а сил распекать их за откровенную порнографию уже не было. Да и стояло ли?
К концу дня я зашёл в кабинет к комбату Качану, который должен был поставить в моём обходном листе окончательный штамп.
– Не рано ли пришёл, дежурный, сколько ещё осталось?
– с прищуром спросил он.
– Пока десять суток, товарищ майор.
– Это правильный ответ. Глядишь, ещё на кичман загремишь, а я это живо устроить могу.
Я попытался придать своему выражению озабоченно-серьёзный вид.
– Как, понравилось отдыхать? – расписываясь в моём обходном листе, спросил он, помолчав.
– Да не очень, в роте на много лучше…
***
Оставшиеся сутки я практически ничего не делал. Примерял в каптёрке перепавшие мне наряды и приделывал себе новые золотые сержантские лычки. Фотографировался с пацанами в берете и с майкой, давал им берет на всеобщую фотосессию. Даже Стася, «печальный хобот» нашего периода, как его называл Гурский, сделал снимок в нём на фоне умывальников в душевой. Муку я вообще запечатлел по-особому в нашей оружейке. Этот маленький ефрейтор с лицом пятнадцатилетки, нахлобучив на затылок великоватый ему берет с эмблемой белого тигра, взял в одну руку гэпэшку, в другую АК-47 и с "ебалом как у Рэмбо", предстал перед камерой телефона.
Студнев вручил мне подарочную фотографию, где мы ещё в период “межухи” вместе с “фазанами” сфотографировались всей ротой около плаца. Я выкинул из рамки фотокарточки Даши и вставил туда вторую роту. Пацаны пустили её по кругу, оставляя с обратной стороны прощальные речи и пожелания. Некоторые из “слонов” так же написали мне пару тёплых слов.
Я вспомнил, как уходили наши “деды”, проделывая те же махинации. Свои пожелания я оставил Шмелю, Кулаку и Замку с Рондом. Слёзы накатывались от того, что я подошёл к своей заключительной черте. В одно мгновение перед моими глазами пролетел “карантин”, потом месяц с “дедами”, караулы. Эти события вспоминались с особым трепетом, всё, что было потом, кроме нарядов по роте, особой ностальгии не вызывало.