Годзилла
Шрифт:
Лёва следовал его примеру и пробивал любого, кто ему не угождал. Говарков крестил по уставу, а Секач, к нашему удивлению, совершенно поутих. Что-то изменилось в его взгляде, и он только молча поглядывал на происходящее. Реабелитировавшись на учениях, его снова вернули в караул. Пацаны говорили, что он успокоился и просиживал всё время в начкарке.
***
Индюк с Чучвагой со временем сели мне на шею. После отбоя Паха практически никогда не стоял на тумбе, садился прямо ко мне на стол и в наглую спал. Иногда его приходилось спихивать и угрожать расправой, чтобы он буданулся и пришёл в себя. Храпел Индюк даже стоя, раздувая свои сальные губы
Чучвага был ещё наглее. Как-то он мне вообще заявил, что устал стоять на тумбе и попросил его сменить, якобы бирки на нагрудных карманах можно поменять и проверяющий даже не заметит подмены. Раз уж мне так туго и я постоянно жалуюсь на несправедливость и “огурцы”, которые мне вешают “шакалы”, и все эти задачи, с которыми не успеваю справляться. Ну и ещё, что я “годзилла”, скоро ухожу, а им пол года дубасить.
Больше всего меня взбесило, когда заспанный Индюк с утра отказался подать команду “рота подъем”. Я считал его свои товарищем и встревать с ним в серьёзную драку не желал. Его отношение ко мне выбило меня из колеи. Я знал, что давно распустил пацанов, никогда особо не требуя выполнения чего-то не положенного по сроку службы, и поэтому всегда ожидал поддержки в свою сторону. Однако они этого не ценили, а значит считали меня слабохарактерным. Я включил свет. Индюк тихо сказал «рота подъём» и мне пришлось самостоятельно ходить по расположению и будить роту громким отборным матом.
Индюка на тумбе сменил Чучвага.
– Ну ты и “слон” Петрович, дежурный роту будит, - первое, что он сказал, встав на тумбу.
Это было краем наглости, он надавил на больное и я сорвался. На глазах у всех я зарядил ему с разворота, Напалм бы ещё мог сказать спасибо, и отлетев далеко к каптёрке, так, что даже штык-нож сорвало с тренчика на ремне, завопил:
– Ты чего!
Но тут подскочил Гораев и добавил ему с ноги.
– Вы, ротные, совсем уже обнаглели. Желательно мне Говарков ещё раз из-за вас будет замечания делать. Петрович, это и к тебе относиться, смотри за своими оболтусами.
Гораев, будучи кротким и весьма воспитанным малым, сержантом был неплохим и его замечания были справедливы. Совсем уж одурев от ротного разгильдяйства, мы замкнулись в своём окружении, перестав замечать остальных.
После этих разборок пацаны утихли, а Чучвага ещё долго бубнил в мою сторону:
– Гандонить своих – предел свинства, Петруха.
***
25 октября было усиление караула. Власти ещё, видимо, побаивались разрозненных рядов оппозиции. В памяти жили относительно недавние события у Дома правительства, давая знать о себе тревожными отголосками разбитых стёкол. Хотя, опять же, странно было усиливать караул, когда традиционное шествия людей по случаю очередной годовщины БНР проходили в совершенно другой части города.
Нас экипировали в бронежилеты, выдали дубинки и щиты, погрузили в “Маз” и по установленному маршруту отвезли в караулку.
Я подумал о том, как бы отреагировали мои друзья и знакомые, увидев меня в таком обличии, которым была чужда вся эта милитаристическая чушь, как и мне, впрочем, тоже.
В караулке нас покормили и отправили в класс подготовки водителей, где мы и просидели до самого вечера. Предводительствовал нами капитан Студнев, но он вскоре удалился в караулку и просидел там в бодряке до окончания компании с начкаром первой роты.
“Фазаны” от нечего делать гоняли “слонов”, отрабатывая на них дубинал, проверяя прочность шлемов и жилетов.
На ужин в караулку заехал новый комбат. Для всех было удивлением, что на место Рысюка, который ушёл на повышение в министерство, поставили майора Качана. Поговаривали, что он будет по строже прежнего усатика, да я и сам уже успел прочувствовать на себе в дежурствах по роте и последующих нарядах, что это за птица.
Залетев в караулку, он тут же принялся проверять порядок. Зашёл и на кухню.
– А что, я смотрю, первый период сидит за отдельным столом (это который ближе к двери, остальные два стояли возле окон, выходящих во внутренний дворик).
– Иерархия тут какая-то?
– злобно спросил у нас Качан, как будто сам не знал всех этих порядков.
– При мне этого не будет, ну-ка пересели!
Я встал из-за "полагеновского" стола и демонстративно вышел в сменяемую.
Никаких беспорядков в городе не произошло, нападений и проникновений на посты так же замечено не было и к отбою мы уже были в роте.
***
Осень подходила к завершающей стадии. Последние тёплые деньки и тихие вечера в курилке стали напоминать нам о приближении холодов, дождя и снега, только мне от этого делалось радостно и задорно, дембель уже манил на горизонте.
В один из таких дней пацаны предложили мне проставиться водкой, мол, живу я в Минске, достать алкоголь не сложно. Я позвонил лучшему другу и попросил обеспечить нас продуктом. Правда, здесь было необходимо определённое ухищрение. Передачку следовало перебросить через забор в отведённом месте, чтобы не подставлять КПП. Я объяснил товарищу когда и где именно надо всё исполнить. После обеда мне отзвонились и сообщили, что посылка благополучно доставлена. Пакет был переброшен через забор в районе дровяного. Место было безлюдным.
Далее мы с Мукой под предлогом уборки территории отправились к “холодной”, взяли бак с мусором, два веника и шуфель. Положили всё внутрь, подхватили с обеих сторон контейнер и направились в сторону указанного места.
По пути с опаской оглядывались по сторонам, гадая, нет ли за нами хвоста. Шли обходными путями и наконец прибыли к дровяному. В спешке стали подметать возле забора, сканируя в траве долгожданный пакет. Сперва я даже стал подумывать, что нашу посылку нашли другие или мой товарищ перебросил его в другом месте. Разочарование горьким привкусом обиды вгрызалось в горло и я был готов расплакаться. Мы уже слишком долго тёрлись вдоль бетонного забор и вызвали подозрение. Рядом размещался клуб и штабная банька. “Шакалы” могли нагрянуть невзначай в любую минуту.
– Есть!
– неожиданно выкрикнул Мука и я увидел в его руках чёрный пакет.
Он пулей бросился к баку с мусором и быстро запихал всё в урну, прикрыв сверху куском замызганной тряпки.
Возвращались с опаской. Почему-то у меня присутствовала мания, что нас обязательно остановят офицеры и заставят предъявить наличие бака. Сотни раз по части прохаживали солдаты с мусорными баками и мётлами в руках, а моя паранойя уверяла меня, что мы будем непременно обличены.
Короткими перебежками мы всё же успешно добрались обратно. Мука, будучи главным по “холодной”, знал все укромные закутки и надёжно припрятал наш хабар. Я был удивлён, увидев внутри пакета литр водки, помидоры и нашинкованную колбасу с хлебом. Товарищ мой постарался на славу.