Голод
Шрифт:
– Будем ловить странного одержимого, - сказал я. – По крайней мере, мой товарищ считает его странным, а он на них собаку съел.
– Я в деле!
Нисколько в этом не сомневался. Интересно, мне когда-нибудь доведется встретить благоразумную красотку?
– Есть одно условие, - сказал я.
Барышня кивнула, внимательно глядя на меня. Подозреваю, что в общем виде она уловила суть дела еще до того, как я продолжил. Было что-то такое в ее взгляде. Однако она терпеливо слушала, пока я минут пять рассказывал ей, как мы вычисляем одержимых по татуировкам и как нам важно
– Договорились, - произнесла барышня, медленно стягивая с себя одеяло. – Но имейте в виду, я рассчитываю минимум на сенсацию.
Татуировок на ее теле не было.
Глава 5
Одержимые бывали разные. Прежде всего, конечно, это были бесы. Вроде даже те самые рыжие поганцы, с которыми мы регулярно имели дело на поле боя. Просто некоторые прибывали к нам, так сказать, в теле, а некоторые обзаводились им уже по прибытии.
Точнее говоря, вначале бес заключал с человеком договор, и вот эти самые культистские татуировки служили печатями на нем. Мол, человек сам, по свободной воле своей, отказывался от облика, данного Господом, и первым вносил в него искажение. Затем уже в дело вступал бес и начинал перестраивать тело. С каждым изменением росла сила одержимого, но росла и власть нечисти над ним.
– Симбиоз? – щегольнул я ученым словечком.
От профессора в госпитале слышал. Факел тоже знал ученые слова.
– Только на первый взгляд, Глаз, - сказал он. – Со временем власть беса над телом становится абсолютной, и тогда он вышвыривает ненужного больше человека прочь.
– Куда вышвыривает? – уточнила барышня.
Мы беседовали за утренним чаем, и она едва успевала записывать. К своей кружке так и не притронулась.
– В ад, - спокойно ответил Факел. – Куда еще душу такого грешника девать?
Барышня поежилась. Да уж, перспектива не из приятных. Вот только некоторым не доставалось даже этого. Так уж устроен Ад, что у него всегда найдется в запасе кое-что похуже.
Другим видом одержимых были мутанты, хотя были они таковыми очень недолго. Как правило, мутантами становились малодушные люди. Бесы на таких слабаков не зарились, и они становились жертвами более мелкой нечисти, которую инквизиторы называли страстями. Название, понятное дело, условное, зато верное. Страсти без лишних разговоров попросту раздирали и пожирали душу жертвы, а потом уже перестраивали тело без всяких договоров.
Умишком они были не богаты, и работали по одному шаблону, отчего и мутанты получались примерно одинаковые, даже если, так сказать, исходный материал сильно различался. Будучи примитивными существами, страсти могли вселяться не только в людей, но и в животных. Предпочитали собак, но Факелу еще до нашей встречи доводилось сталкиваться с мутантами, созданными из стаи лосей. Всё равно получились полулюди-полусобаки, только с рогами.
В теории из всего этого следовало, что если есть одержимые более мелкой нечистью, то вполне могли быть и одержимые кем-то покрупнее беса. Однако по той же теории им и жертва требовалась соответствующая,
Оно и к лучшему.
Дед разбудил нас с первыми лучами солнца, когда пришла телеграмма от инквизиторов. На помощь рассчитывать не приходилось. Культ внезапно активизировался по всей области, и все бойцы были буквально нарасхват. В Петрозаводске на крайний случай даже объявили сбор ополчения. О профессоре Леданкове инквизиторы ничего не слышали, но на всякий случай попросили за ним приглядывать.
– Странно, - задумчиво протянул Факел. – Если эксперимент так важен, почему военные наших не известили?
Я пожал плечами. Причин могло быть множество, от банального "забыли" до каких-то личных мотивов. Армия инквизицию не жаловала. Основной задачей инквизиторов был поиск внутренних врагов, и они постоянно норовили поискать их в наших рядах. Кому же такое понравится?
Но могла быть и еще одна причина.
– Знаешь, что мне сейчас пришло в голову?
– сказал я. – А, по-моему, странно не то, что инквизицию не известили, а то, что известили старосту.
В глазах Факела удивление тотчас сменилось на подозрение в ереси.
– И что именно странно? – спросил он.
– Разве он не должен содействовать профессору?
– Нет, - сказал я. – Насколько я помню, он должен только не мешать и не болтать. И лучший способ ничего не разболтать – это не знать вовсе. Да и не в привычках нашего начальства разъяснять детали. Приказали, и будь любезен выполнять.
– Хм-м… И почему, по-твоему, его всё-таки известили?
– Не знаю. Единственное, что приходит в голову, что телеграмму составлял сам профессор. Наука у нас экономить не привыкла.
– Точно так, - подтвердил дед. – От него иногда человек приходит, так приносит целые письма. Я по четверти часа передаю.
– Ясно, - сказал Факел, и в его глазах начало разгораться суровое понимание. – Телеграмму составил он сам. Командующий ее только утвердил. Или нет. Артем Филиппыч, - он обернулся к деду. – Запроси штаб северо-западного фронта, пусть подтвердят телеграмму.
Он по памяти задиктовал номер и дату. Дед аккуратно записал карандашом на краю газетки недельной давности и показал Факелу. Тот кивнул. Дед бессовестно слупил с меня еще гривенник и пообещал отправить молнией. Как он ковылял в свою каморку, я бы скорее сказал: заморенной клячей. Однако в этот раз не прошло и пяти минут, как он приковылял обратно.
В штабе фронта не знали ни о каком Леданкове, а указанный Факелом номер телеграммы относился к прошлогоднему запросу о поставках фуража из Финляндского княжества. Еще в штабе фронта очень хотели знать, какого лешего у нас тут происходит. Мы бы тоже хотели это знать.
– Сдается мне, Ольга Львовна получит-таки свою сенсацию, - проворчал я.
– Уже иду! – донеслось из коридора.
Мы с Факелом быстро собрались, и все втроем отправились обратно в Дубровник, строго наказав деду носа за дверь не казать. Он обещал без крайней необходимости этого не делать.