Голоса трех миров
Шрифт:
И в пять минут он ей выложил все — и о происшествии с полицией и дикарем в Горбатом переулке, и о нашумевшем случае в Зеленом секторе.
— Понимаешь, это был он. Я на сто процентов уверен, что они правы. Это действительно он. Те двое бы не ошиблись, ну эти, из полицейского департамента. Они же его, как вот ты меня, видели. Да и меня они тоже ищут. Слава тебе, господи, я им только Дюшей тогда представился, а то бы уже добрались.
— М–м–да-а, ну вы даете, — протянула Мельница, сразу же уточнив: — И ты, и он, и Лари. Одна Рута — молодец, распознала в
— Что ж делать–то? Я думал, может, Виктор поможет? Все–таки зоолингвист, бывает, и в распределителе, и в накопителе.
— Бывает, — кивнула она. — Только он всем там поперек горла. Не любят они его.
— Почему?
— Будто не знаешь. Мешает он им. А ко мне ты зачем прилетел?
— Ну говорю же, за помощью. Может, Виктор… Все–таки ты его дочь.
Мельница задумалась совсем ненадолго, она вообще быстро соображала и действовала почти так же, как говорила. Дюша всегда восхищался скорострельностью ее мышления и даже немного завидовал.
— Папа наверняка уже обо всем знает, — больше самой себе, чем ему, сказала Мельница. — А раз так, то уже что–то и делает. Знаешь что, надо сначала его найти, а уж потом твоего бессловесного. Погоди, Дин, — осадила его Меля, заметив резкое движение. — Ты останешься здесь. У тебя есть игровая карточка?
— Ну, — угрюмо подтвердил он.
— Никуда не летай, не ходи, не езди. Из Мира Разума ни ногой, даже ночуй здесь.
— Так ведь мама…
— Твоя мама не сунется к тебе до утра, и папа твой тоже. Так что сиДи в «Глобе» — и все. В Мире Разума им Дюшу не выловить, таких здесь просто не водится, а про Динозавра они не слышали, и имени своего ты очень кстати им не назвал. Правильно я тебя поняла?
— Ну, — еще раз очень кратко согласился с ней Дюша.
— На вот тебе еще и мою карточку. Пока ты тут будешь развлекаться, я разыщу отца и все разузнаю. Так что не уходи никуда, а то и я тебя не найду.
— Ладно, — нехотя согласился Дюша. — Посижу здесь. Только ты поспеши, пожалуйста.
— Ну уж… — Мельница развела руками, дескать, как получится. Однако тут же добавила из жалости к просителю: — Я постараюсь.
В тот же миг она исчезла, использовав нулевой путь к десятому выходу.
Дюша не пошел в богатую, постоянно обновляющуюся игротеку «глоботрясов», ему сейчас было не до игр. И в «музыкальные ловушки» не заглянул, хотя с тех пор, как клюнул на Владимира Высоцкого в той самой, № 14, он зауважал это глоботрясовское изобретение. Его словило еще раз пять, не больше, но и это он считал замечательным достижением. Сейчас же ему не хотелось ни в какие ловушки, а в № 14 тем более. Несколько минут он просто пялился в пустой и беспечный голубой небосвод. Если бы не снующие по небу флайеры, там бы царил полный виртуальный покой. В душе у Дюши покоя не было, даже виртуального. «А пойду–ка я спать, — решил он. — Залягу в глоботрясовскую «покойку», так и Мелю дождусь, и не буду нервничать».
Он отыскал Стебу и велел, когда появится здесь Мельница, передать ей, что он в «покойницкой», потом спустился на двенадцатый подземный
Зверь выступил из темноты, надвинулся разом и весь, еще не видимый, но ощущаемый явственно и близко. Непроглядная чернота без единого проблеска света скрывала могучее тело. Солнце спряталось, а Луна не взошла. Ни ветерка. Но все, все вокруг: воздух и земля — насыщено плотным духом, дыханием и смрадом гигантского пса.
Из тьмы горели глаза. Как зимой две фары автобуса во время последнего рейса. Нет, выше, больше, мощнее. Словно две новых зеленых луны, они высветились над головой, и по высоте их стояния можно было судить о размерах титана.
Холод, безжалостный холод пропитывал все. И шерсть не спасала, будто ее не было вовсе. Его била крупная дрожь. Но это значит, что зверь далеко. Он не чувствовал жара жизни, только смрад и дыхание и зеленые луны глаз. Светятся, но не светят. Горят, но не греют. Неужели зверь настолько огромен?
— Ты дрожишь, тебе холодно, побежали, — совсем рядом звучит голос Вари. Скосив взгляд, он увидел ее в свете лун. Значит, все–таки светят.
— Давай–давай! — Сделав два укороченных игривых прыжка, она припала на передние лапы. — Движение — лучший способ согреться.
Он дрожал и от холода, но и от страха, что охватил его целиком и пробрался повсюду, в самые дальние
закоулки сознаиия. Лапы не слушались, тело застыло, разум окоченел. ' — За мной! За мной! — призывно крикнула Варя и помчалась вниз с Лысого холма, мгновенно скрывшись за неровной кромкой плоской вершины.
Осторожно переступая лапами, он тоже подобрался к началу крутого склона. Глянул вниз с немыслимой высоты. Там, у подножия кручи, шарили по глинистым кочкам пустыря два холодных круглых пятна от прожекторов–глаз гигантского бессловесного пса. Мелькая в этих кругах огненной белкой, у подошв, когтей и лап черного великана металась совсем маленькая колли.
— Сюда! Сюда, переросток! — позвала она.
Неужели Рута не видит, ничего не замечает, не понимает? Пятна света сошлись и слились воедино на маленькой рыжей фигурке с белым воротничком, и в тот же миг обе луны покатились с черного небосвода. Ниже, ниже, еще и еще, а под ними огромная пасть, которой не видно пока, но скоро… Неужели Рута даже не чует?
Колли стояла вполоборота, глядя на него и плавно виляя хвостом.
— Что, нравится? — спросила она.
— Рута! Рута! Он сверху! Вверх! Посмотри же ты вверх!
Нервный прерывистый лай — вот и все, что вырвалось из его горла.
— Бессловесный, — констатировал этот факт кто- то совсем рядом с Барди.
Он обернулся. На него смотрел Ник и даже указывал пальцем — верх презрения.
— Просто бессловесный пес, да еще бешеный. Я бы не стал с ним возиться.
Ник повернулся спиной и двинулся прочь, поигрывая драгоценным ошейником с говорилкой в правой руке. Барди зарычал, дернулся вслед и проснулся.