Голоса возрожденных

Маслов Макс

– Я с удовольствием приму Гурдобана в Батуре, – ответила королева. – Как и его народ. Пусть располагается в Иссандриле.

Рихт склонился над ее ушком, дабы разъяснить Вессанэсс возможные последствия ее гостеприимства.

– Моя госпожа, – прошептал он, – каратели будут в ярости от нашей вовлеченности. Как бы не явились на Салкс вершить возмездие.

Вессанэсс, отстранившись, посмотрела в его глаза, пытаясь найти хоть искру сострадания.

– Не будьте жестоки, Эбус, – сказала она. – На что нам Священный Союз, если мы вот

так вот будем поступать с нашими соседями.

– Я все понимаю, моя госпожа, но ведь это даже не торговец Гурдобан, – ответил Эбус. – Наверняка он приплыл бы на своей «Экильдии». Позвольте не пустить их в королевскую гавань.

Вессанэсс охватила злость. Она не понимала, как докатилась до того, что даже королевские советчики стали жестокосердными и чуждыми ее идеям. Сначала большинством голосов они отправили воспитанников Кэра-бата в рабство, а теперь сам рихт Сайленский просит дозволения прогнать обреченный народ. Королева оглянулась, пытаясь найти лидеров своей власти, но ни Мирдо, ни Вильвина рядом не было. Там, где ступал Гарпин, отступали прочие.

– Ты предлагаешь мне еще больше пасть в глазах моего народа, – оскалилась она. – Любой амиец, вы слышите, – взор пал на каждого пса, – может ступить на этот берег. И найти в стенах моего замка приют.

Гарпин хотел промолчать, но его так и подрывало окрыситься, выказав госпоже недовольство.

– В прошлом, – произнес он, – когда каратели рушили Иссандрил, даже кэрунский народ не мог претендовать на защиту в Батурских стенах. Припомните вашу мать. Она была мудрой.

– Мудрой? – возмутилась Вессанэсс. – Она заставила меня понести от рихта Гарбуса дитя. Уничтожила вашего короля. А потом обезумела в ненависти к хранительнице могильных колонн. Не говорите мне о мудрости матери, я была к ней ближе всех.

Ее взор пал на Локвуда, что не смел поднять своих глаз. Его губы, казалось, были изогнуты в улыбке, потешающейся над своим напряженным господином.

– Уважаемый гатвонг Зибелий Локвуд, – вздохнув, произнесла она, – сопроводите меня в Батур сию же секунду. И соизвольте докладывать мне обо всем, что происходит на этом побережье.

– Слушаюсь, моя госпожа, – поклонился Зибелий. – Идемте.

Королева, словно роза, обернутая в полотно шипов, удалялась прочь за спиной бравого Локвуда. Народ, заприметив это, тоже стал расходиться. Гарпин же смотрел ей вслед ненавистными глазами, а «Депоннэя» была уже совсем близко.

Как только амийцам стало очевидно, что рабская баржа отплывает, с палубы вострубил охотничий рог. Завороженная толпа дрогнула, наблюдая за покачиванием толстобокого судна, сменившего курс. Теперь его целью был отнюдь не Салкс, а уплывающая тень баржи, подгоняемая моргулами вдаль.

«Что они делают? – недоумевал Гарпин. – Предельно чокнутый народ».

Из-за спины напряженного рихта показался обеспокоенный Мирдо. Он явно видел во всем этом какой-то знак. Это читалось в его глазах, озадаченно смотрящих на белеющие паруса.

К слову сказать, синяк под его глазом не сошел, как бы Порсиза ни натирала веки лечебными мазями.

– Прикажи моргулам остановиться, – сказал он, обращаясь к Гарпину вынужденно и потому с долей неприязни.

Рихт Эбус не сразу увидел его за спиной, но этот голос управителя колонии было ни с чем не спутать. Настойчивый, с хрипотцой, а порой переходящий в сиплость. Старик впервые надел на себя черный камзол и повязал на голову белую ленточку.

– Что-что? – переспросил Гарпин. – А, староста колонии волен приказывать.

– Это не шутка, – возмутился Мирдо. – Амийцы что-то знают и хотят остановить этот абсурд.

Он усердно наминал старческие пальцы, пытаясь согреть кисти рук. Северный ветер прошелся и по его спине. Благо заботливая Порсиза уже несла к ему кожаные перчатки.

– Лучше прикажи своей общине разойтись, – сказал Гарпин. – А трубить в рог призыва, я тебе говорю, не станет никто.

– Какой благородный, – попрекнул Мирдо. – Выстрелишь мне в грудь арбалетной стрелой?

Эбус ухмыльнулся.

– Если придется, пренепременно, – заявил он старику.

– О великая Кэра! О чем вы? – подоспевшая к мужу Порсиза не верила ушам.

Она укоризненно поглядывала на рихта Сайленского, будто ожидая объяснений. Между тем ее заботливые пальцы натягивали на руки мужа перчатки, как на священное существо.

Гарпин не ответил ей, более того, его пренебрежение опалило их обоих. Он повернулся к ним спиной и почел оборвать эту беседу.

– Возмутительно! – окликнул его Мирдо, но реакции ждать не стал.

Собрав свою общину воедино, он приказал окружить призывный рог и, конечно же, протрубить изо всех сил. Чего только стоили взгляды пышнотелых кухарок, что сжимали в своих руках деревянные половники.

– Протрубить, о-о-о, – кучковались кухарки. – В такие игры мы еще не играли.

Порсиза повела за собой женщин туда, где высилась третья смотровая вышка. Рог находился в руках королевского трубадура, восседающего прямо под ее крышей.

– Мы подымимся наверх, – сказала она, – и заставим увальня в зеленых штанишках подчиниться нашей воле.

Мирдо, окружив вышку добытчиками, кузнецами, ныряльщиками, горняками, решил стать стеной от Гарпиновских псов, пока его женщина брала штурмом прибрежную крепость.

– Стоим и не шелохнемся, – твердил он. – Что бы там ни было.

– Так мы что, устраиваем бунт? – спросил кто-то из его окружения.

– Мы свергаем тупоголовость, – ответил Мирдо.

Не прошло и минуты, как упитанные пампушки зашагали по лестнице, ведущей наверх. Казалось, что от их шагов «крепость» не только покорится, но и обрушится в пучину вод. Порсиза, расплываясь в улыбке, шла впереди и уже наблюдала лицо трубадура, озадаченное происходящим.

Этот шум не мог не заметить рихт Сайленский. Таких вольнодумцев он всегда желал истреблять.