Голоса возрожденных
Шрифт:
– Осторожнее в словах! – взъярился зверь. – Я найду чертог своего отца, и он ощутит мой гнев!
Затем, когда зирданка оставила попытки спастись, его персты разжались, и она задышала, с жадностью глотая воздух.
– Беги, Билту, беги, – сказала она. – Я умоляю тебя, не нужно. Как только Савистин откроет рот, над твоей головой вознесут меч.
Склоненная перед ним, любовница содрогалась от смешанных чувств, переполняющих обнаженную грудь.
– Я не боюсь меча! – возгласил он.
– А я боюсь, – сотряслась Альфента. – Мы столько сделали тайком от зирда, что нам этого не простят.
– Боишься, тогда беги, –
Зирданка рассмеялась.
– До первого шторма или же атаки наемников.
Она коснулась его груди, ощутив биение большого сердца.
– Сердце воина, – произнесли ее уста. – Если решишь сбежать, то я последую за тобой. «Гарпинэя» станет нашим домом.
Зирданец оттолкнул ее, дав понять, что и слышать не хочет о таком. Затем он ушел прочь, протиснувшись меж зубатых скал подножия вулкана Зумба, по направлению к паучьему лесу. Альфента смотрела ему вслед, словно уже видела воткнутый в его спину кинжал. В ее глазах отражались любовь и боль вперемешку с предчувствием скорой беды.
Тем временем Пестирий сотрясался в угрозах своего зирда. От них трепыхался огонь, а многоликие тени танцевали как акробаты на раскаленных углях. Рабы словно мыши прятались за костями монстров, глазницами черепов и огромными зубами, перешептываясь между собой. Они пристально наблюдали за белокурой девой и вооруженным кэруном подле нее. Она называла его предателем, а он крепко-накрепко сжимал рукоять кинжала, острием направленным к ее телу. Плоть сотрясалась от буйства Песта, но надменная воля не преклоняла голову.
– Кто помог тебе исполнить задуманное? – воскликнул зирд. – Ходят слухи, что это был Билту! Отвечай, кэрунская подстилка!
Его руки наливались кровью, что свинцом оседала в бугристых венах. Зверь вскакивал с трона и вновь садился, касался копьем ее лица, но она была непоколебима.
– Я бросила твоего сына, как собаку, – отвечала Савистин. – Уже как месяц миновал. Его заменил другой зирданский воин, нарекаемый Герфом.
– Лгунья! – бесновался зирд. – Воитель Герф привез тебя ко мне!
Пест махнул копьем прямо у ее носа, воздух просвистел, и под ноги наследницы упала прядь белоснежных волос.
– Вот так всегда, сначала любят, потом предают, – продолжала Савистин. – Герф умолял меня, чтобы я не говорила о нем.
Через мгновение скуластое лицо правителя застыло над ее челом. Он выдохнул, и горячий воздух засмердел гнилью.
– По закону Бурукхан, любой зирданец может совокупиться с рабыней, когда ему заблагорассудится, – произнес зирд. – Я могу натравить на тебя сотню зирданцев. И они будут насиловать твою плоть, пока тело не лишится последнего вздоха.
Наследница побледнела, ее взгляд потупился, а губы сомкнулись, задрожав. Она более ничего не могла сказать варвару, ибо лелеяла надежду, что Билту явится в Пестирий и убьет нещадного правителя. А когда Пест падет, Савистин собственноручно расправится с предателем Герфом и этими жалкими рабами, затаившимися по углам.
– Молчишь, дрянь, – оскалился зирд. – Ну молчи, молчи, – он посмотрел с презрением на Фифла, что не выпускал рукоять кинжала. – Надень на нее оковы. Теперь место этой рабыни возле моего трона. Когда я вспотею, она будет протирать мое тело, а если мне станет скучно, танцевать на раскаленных углях в чем мать родила.
Быстрым
Солнце практически село за горизонт, Салкс больше не был во власти грохочущих туч, и баржа, проскрежетав, тронулась. Моргульские псы, откликнувшиеся на зов кэрунского рога, толкали ее заданным курсом, туда, где чернел Сицил. На этот раз Вессанэсс пришлось заплатить им двойную цену и полностью опустошить гнезда разгневанных бетисов. Двести пятьдесят яиц в двух повозках ожидали монстров у побережья, там, куда впервые ступила человеческая нога. Аппетиты выросли, и рихт Сайленский сотрясался злобой, прожигающей все на своем пути. Мало того, что они теряли собратьев, так еще и перевозчики запросили так много. Если сбор урожая тифилии будет скуден, Иссандрил ждет голод, а где есть голод, недалеко до беспорядков, грабежей и убийств. А ведь никто не отменял Везтинскую пыль, губительную для посевов, если ветер переменится, она падет к ним на порог особым гостем. Ко всему прочему, старая паттапа исчезла без следа. Она контролировала свою общину и пополняла продовольственные амбары, и Гарпин негодовал, потому что ее некем было заменить.
В надежде достойно проводить своих собратьев на смотровых башнях разместили по двенадцать девушек, воспитанниц многоуважаемой Акивы, объединившей прелестниц в девичий хор. Сестринские сердца дрогнули, и голоса слились в завываниях кэрунской души. Звуки завладели просторами как струнами сотни арф. Это песнь была о каждом, о сыновьях, матерях и доме с открытыми дверями. Ветер, трепеща знаменами башен, срывался в вой, в его дуновении волосы юных дев струились языками пламени. Девушки протянули руки, и меж пальчиков заалели тонкие платки. На долгий вой пальчики разжались, и платки взмыли ввысь. Словно танцем душ они кружились над водой, провожая храбрецов к рубежам тьмы. Девы не переставали петь, и вскоре их голоса долетели до ближайших островов. Печаль поселилась в каждом сердце. А глаза Эбуса узрели корабль на горизонте Гессальских вод.
Приложив к глазу подзорную трубу, он увидел зеленый флаг и силуэт черной птицы на нем.
– Катис, – прошептали уста. – Толстобокая «Депоннэя».
Гарпин обернулся. С пригорка, на котором он стоял, несложно было различить в толпе свой отряд и бравого Локвуда по правую руку от королевы. Пес нес службу, как подобало лучшему воину Салкса. Его острый взгляд скользил по толпе, выискивая в тысячах лиц проявления агрессии. Как только он ее находил, отправлял туда приспешника, так сказать, навести мирный порядок. Приспешники бесцеремонно наседали на агрессоров громовыми тенями, а то и обращали неугодных в бегство.
Гарпин, задрав руку, окликнул Зибелия, несомненно, понимая, что такого жеста он не пропустит. Так и случилось. Гатвонг заприметил своего рихта и, прочитав по лицу его волю, беспрекословно сопроводил Вессанэсс к пустынному пригорку.
Рихт Сайленский не посмел быть выше своей госпожи и тотчас слез с возвышения. Перед ее статью, пусть и омытой слезами, все они смотрелись псами, не больше. Но Гарпин среди прочих псов обладал породой и способностью вести с королевой диалог.
– На горизонте корабль, – сказал он. – Похоже, амийцы желают найти укрытие на наших берегах.