Голоса возрожденных
Шрифт:
«Если я схвачу прислужника зверя и выбью из его головы этот маршрут, – думал он, – то будет ли у меня время добраться до Пестирия? Это обрушит на мою голову сотни стрел прямо со смотровых башен. Плохая идея».
Служки Песта обратили внимание на его любопытный взор, и один из них из народности кэрунов, именуемый Фифлом, громко вопросил:
– Чем озадачен великий Билту? – посмотрел он пристально на него. – У вас есть послание вашему правителю?
Встав с каменного пригорка, Фифл приблизился к зирданцу и продолжил:
– Я бы не стал его сейчас злить расспросами о Савистин.
– Я… – помотал головой
– Не нужно скрывать свою тягу, никто не верит, что вы ее позабыли, – перебил слуга. – Она – может быть, но не вы.
Зирданец вел себя неестественно, и это бросалось в глаза. Чего только стоило то, что он предложил кэруну прогуляться прямиком до пытальни, разжившись подозрениями окружающих сородичей. Впрочем, раб не отказался.
– Почему же не стоит расспрашивать о Савистин? – спросил его Билту.
– Ну вы же сын своего отца, вы должны быть мудрей, – посмел пристыдить его Фифл. – Пест не получил своих рабов с Салкса и рвет и мечет, а как кричит на белокурую пленницу, как бьет ее… Вам такое не нужно знать.
По телу зирданца пронеслась дрожь.
«Пест бьет ее», – представил он. И сердце налилось еще большей ненавистью.
Наверняка Фифл издевался над ним, будто вскользь упомянув такое. Кузни остались позади, мелькнули родильные пещеры, из которых доносились стоны рожающих зирданок.
– Я знаю, о чем вы помышляете, – продолжал Фифл. – Вы хотите найти Пестирий, не так ли?
Билту посмотрел на него пронзительным взглядом, в котором зудела мысль расправиться с глупцом.
– Не говори глупости, пес, – сказал он. – Любой заикнувшийся о Пестирии будет объявлен предателем и умрет на дне хищного Бирста.
– Это правда, – подметил Фифл. – На то мы и сидим часами, вслушиваясь повсюду в настроения Пестовых подданных.
– Похоже, в ваших руках власти не меньше, чем у великого правителя, – добавил зирданец.
Фифл широко улыбнулся, ответив собеседнику со свойственной кэрунской речи мягкостью:
– Вы в чем-то правы, но такие россказни с губ приближенных рабов могут быть смертельно опасны. Мы повинуемся зирду, мы его уши, и не более. Разве, обладая такой властью, я сидел бы на каменном пригорке, рисуя кузню Питрэлля? Нет. А значит, будем считать, что вам это кажется.
– Я пригласил тебя пройтись с одной целью, – сказал Билту, поглядывая по сторонам.
Фифл, натянув на голову черный капюшон своей мантии, забегал вокруг глазками.
– Осторожно, – тихонько предупредил он зирданца.
– В моих словах нет ничего, что могло бы сойти за предательство, – успокоил его Билту. – Я хочу узнать, не подвергалась ли Савистин пыткам.
– А, вы об этом, – выдохнул прислужник. – Если вы хотите знать, рассказала ли она вашему отцу о вас, то нет. Она достаточно стойко переносит все издевательства, хоть и частенько проклинает вас. Но если, по правде, великий Билту, вы были с ней заодно…
Зирданец остановился, обозрев каменную постройку пытальни. Для него она была обычным продолговатым строением, напоминающим широкий амбар, для Фифла же чем-то несколько большим.
– Тебе известно, что Савистин, придумав свой абсурдный план, покинула меня, – ответил он. – Разве вы не нашли ее любовника, спланировавшего бегство с короной на Сэйланж?
– Хм, – задумался Фифл. – Разве не вы были тем любовником?
– Ты дотошно пытаешься изобличить меня в том,
– Предполагаю, что вы лжете, – обвинил его раб. – Не боитесь, что порвулы «Гарпинэи» или же урпийцы предоставят в скором будущем информацию, губительную для вас?
– А ты не боишься сдохнуть прямо здесь и прямо сейчас? – пригрозил ему Билту.
– Как же можно такого бояться, – рассмеялся Фифл. – Я раб, я уже все одно что мертв.
– Тебе пора на каменный пригорок, – пренебрежительно произнес Билту, – малевать свои рисунки. Не задерживайся, пес.
Лицо Фифла, казалось, почернело от сказанного, но противиться велению Пестого сына он не мог. Билту проводил его хищным взглядом до первой кузницы и вошел в душную пытальню.
Всем своим видом пытальня напоминала темное подземелье, уставленное каменными плитами, напоминающими широкие алтари, к которым по рукам и ногам крепко-накрепко привязывали полуобнаженных пленников. В углублениях монолитных стен располагались кристаллы сияющей яшры, что напрасно пыталась осветить собой вездесущий полумрак. Окровавленные оковы тут и там говорили о том, насколько часто зирданцы пользовались ими, в основном чтобы сломить последний оплот воли порабощенных. Когда-то и Фифл прошел через это, прежде чем стать послушным рабом. А до него молодой парень по имени Армахил, впрочем, их кровь давно уже смылась потоками иных слез и слюней.
Стены насчитывали не одно орудие для пыток, изобретенное умелыми кузнецами на потеху великого зирда. Наиболее часто применяемым было приспособление для отсечения конечностей с двумя острыми секирами, маятниками, проходящими свой путь, над телами стольких бедолаг, что и не сосчитать, опускаясь все ниже и ниже. Вторым приспособлением, вызывающим восторг у самой Альфенты, была громоздкая костедробилка в виде двух каменных валов, затягивающих невольников в свой тесный плен. Особенно она любила хруст костей и тканей, рвущихся под усердным натиском тверди. А еще ее сердце грели душераздирающие крики, что ввиду ее варварского происхождения считалось нормальным увлечением. Билту нравилась пытка ящиком с паразитами – червями Пулту из топкого болота Фэлиш, которые могли за считанные часы обглодать пленника до костей. Но для гатуилцев и их предводителя Либуса были применимы пока лишь пытки раскаленным железом.
Главный вопрос, волновавший зирда Песта, зудел пульсирующей мыслью: куда делась иноземная девка с рабыней, именуемой Ургуской Фендорой. Туманы Рэхо скрыли их шлюпку из вида, а когда наступил рассвет, воины «Чармэллы», тупоголовые истуканы, не обнаружили никаких следов. Неподалеку от места нападения на кхалкхи простирался недоступный для варваров Катис, но доплыть на шлюпке до бухты торговцев и для Билту казалось проблематичным. Он припомнил смерть в таких же водах дочери королевы – Калин, когда они бежали с Салкса всего на двух парусах мелкого речного суденышка. Если уж оно не смогло противостоять натиску голодных сущностей глубины, то что говорить о какой-то шлюпке. Помимо Катиса, пристанищем беглянок мог стать скалистый Рэхо, что виделось полным безумием, ведь на территорию поработителей за столько лет рабства осознанно не ступала ни одна нога. И если беглянки были еще живы, то где нашли временный приют?..