Голоса возрожденных
Шрифт:
И все это длилось до того момента, пока в тронный зал не вошел дряхлый, сутулый старик, облаченный в серую мантию, что свидетельствовало о его принадлежности к Харси.
– Икито тирукхан! – провозгласил он. И Гэста замерла от этих слов.
Его подручные, полуобнаженные воины в меховых шкурах, внесли в просторы зала огромные чаши, полные светящихся красным светом шаров, отчего каменные стены заалели в многочисленных отблесках. Они походили на то, что Клер уже однажды видела, – на масляные наросты на корнях окаменелых деревьев, что пронизывали Гизмион повсюду. Вот только цвет был иным.
– Амияц! – возгласила Гэста, величественно вышагивая к чашам, совсем
Клер наконец-таки выдохнула, ей не нравилось выслушивать нравоучения, пусть она ничего и не понимала. Фифи, громоздясь по правую руку от нее, улыбнулся ей, будто разглядев в девушке родственную душу. Даже не верилось, что управительница посмела поставить его на колени, как провинившегося шкодливого ребенка, ведь этот увалень был вдвое выше ее. В двух шагах, ближе к трону, взлохмаченный Тикио, уперевшись на одно колено, зализывал неглубокие раны, алеющие на правой руке, прямо и открыто, все одно что дворовый пес. Клер морщилась от таких повадок, но все же прониклась уважением к следопыту. Ну а Суо наверняка попал в больничные покои, ему не повезло больше всех. Существо вцепилось зубами ему в бок и откусило довольно приличный кусок мяса. Благо он не успел истечь кровью.
На этом порицательная часть закончилась, уступив место чему-то очень важному. Гэста, обхватив ладонью красноватый шар, подняла его над головой, и из ее глаз полились слезы.
– Отивитин Еку вэйни, – сказала она и поманила девушку к себе.
Ухмыльнувшись, пампушка не спешила услужить Харси. Она перво-наперво подняла с пола рогатку, которая, между прочим, была ей дорога. Кроме тех вещей, найденных на ветреных просторах, она не имела больше ничего. А когда твое имущество так малозначительно, раскидываться даже такими крохами, как рогатка, не стоит. Она поймала себя на мысли, что с каждым днем становится несносней прежнего. Наверное, все это из-за ее особого положения. Причуды беременных не поддаются никакой логике. После же этой показательной нерасторопности она все же подошла, уловив на себе недовольный взгляд заждавшейся Гэсты.
Пещерная мать и великая управительница Гизмиона, заведя над ней свободную длань, прикоснулась к ее окровавленному плечу со всей серьезностью своей многоуважаемой персоны. Кровь на одежде принадлежала раненому Фифи и еще не успела высохнуть. Гэста запачкалась, но ничем не выказала отвращения. При этом жесте Клер припомнила выдержки из истории средневековья, а в частности посвящение в рыцари, и улыбнулась.
– Не просите, на колено не встану, – пошутила она, жмурясь от потоков красного света.
Затем это величественное представление закончилось. Гэста вернула шар в чашу и, обернувшись к провинившимся охотникам, распорядилась впредь быть послушными ее воле, что могло означать скуку, да и только. Но противиться слову великой никто не мог, и потому бухтения под нос так и остались невысказанным мнением.
Охотники встали на ноги и, поклонившись строгой матери, покинули тронный зал. Клер пожелала проследовать за ними и уже собиралась это сделать, как была остановлена рукою Гэсты.
«Ты останешься здесь», – наверняка подумала она, отпустив старейшин восвояси.
Врата зала распахнулись, и в открывшемся просвете показался обеспокоенный Энж. Девушка посмотрела на него взволнованной голубкой, отчего проныра засиял еще сильней. Он парил над уходящими прочь фигурами, освещая собою жуткий длинный коридор, пока замыкающие охотники с усилием не закрыли врата, и пельтуан окончательно исчез из виду.
Теперь они остались наедине. В огромном зале, наполненном призраками минувших
Гэста собиралась что-то сказать, но, опомнившись, махнула рукой, придя к выводу, что это бесполезно. А раз говорить было бесполезно, то оставалось только показать. Она взяла ее за руку, как мать ребенка, и повела в сторону трона. Десять шагов, и они были уже на месте, но сердце Клер тарабанило так, будто она пробежала не меньше десяти верст.
По сторонам от трона горели факелы, водруженные в каменные вместилища на стене. Они освещали шелковые нити плотной паутины и паучье семейство, сплетшее их, до тех пор, пока пещерная мать не подожгла одним из факелов это липкое покрывало. Заискрившись, пламя прошлось по нитям, и мелкие обитатели пали замертво. Теперь Клер смогла разглядеть, из чего сделан этот массивный трон. То была изумрудная блестящая чешуя, покрывающая собою деревянную основу великого места. На спинке, чуть выше изголовья, она сплеталась в окружность, напоминающую солнце, а на подлокотниках пестрела черными переливами. Подножная скамейка, выполненная из камня, по цвету напоминающего малахит, наверняка предназначалась для низкорослого правителя, хотя для такого громадного трона любой бы казался карликом.
На этом престранное изучение королевской услады закончилось, и пещерная мать жестом своей твердой руки повелела девушке занять трон.
– Бэлиро, – сказала она, чуть ли не подталкивая пампушку к каменной скамье.
Сказать, что Клер было не по себе, значит, ничего не сказать. Беспокойный взгляд девушки изогнул ее брови хмурой дугой, отчего Гэста впервые разразилась колючим смехом.
– Бербето тикимуно, – сказала она, прикоснувшись к волосам строптивицы.
Клер замотала головой от такого своеволия. Неужто великая посмела примерить на себя образ ее матери? Было очень похоже на это. Как еще могла девушка объяснить всю эту заботу последних пяти дней. Не ходи туда, не ходи сюда, личный слуга, а теперь, поглядите-ка, и эти прикосновения.
«Ну да ладно», – подумала Клер. Если все это поможет ей покинуть Гизмион, устремляясь на всех парусах к ненаглядному Барни, то она готова потерпеть.
Плюхнувшись на трон, девушка прижалась к его спинке и ощутила всем телом необъяснимое тепло.
«А здесь не так плохо», – заключила она, на мгновение представив иной тронный зал, освещенный потоками солнечного света, и толпы услужливых подданных.
Эти мысли улетучились, когда пещерная мать сунула в ее руки факел и пламя на нем чуть ли не опалило девичьи брови. Клер только и успела фыркнуть, как трон дрогнул и, обернувшись, ушел во тьму за стеной.
Гэста исчезла из виду, тронного зала больше не было. Впереди оранжевым ореолом пламени вырисовывалась лишь пустота, а дальше пещерная тьма.
Клер нерешительно покинула трон, недоумевающе посматривая на то, как это каменное пристанище возвращается восвояси.
– Нет! – закричала она, предполагая, что по плану великой все это было спланированным заключением.
Но эти опасения быстро развеялись, когда минутой позже трон снова обернулся во тьму, и на нем восседала самодовольная Гэста. В ее руках, да опали Господь ее отсутствующие брови, полыхал второй факел, а ступни чертовки не нуждались в скамейке. С надменной улыбкой губы управительницы произнесли еще пару непонятных слов: