Голоса возрожденных
Шрифт:
– Я не знаю, что и ответить, – растерявшаяся Порсиза не могла найти себе места, поглядывая на своего спокойного мужа. – Почему ты молчишь?
– Потому что верю в твои силы, – заявил Мирдо. – Я справлюсь в гротах, я обещаю.
В довершении этого разговора, оставленного на время для раздумий, Вильвин озвучил свои цели.
– Вы правильно решили подумать, – сказал он, обозрев самобытную чету. – Потому я спешу обрадовать вас другой новостью, из-за которой я здесь.
– Еще новости, – удивилась Порсиза. – Какое поразительное утро.
Эмпиер прищурился и зловеще
– Я собираюсь заключить союз, – спокойно сказал Вильвин. – И так уж вышло, что одна из ваших дочерей пришлась мне по вкусу.
Мирдо подавился глотком чая, когда такое услышал, а Порсиза выпучила свои глаза.
– Моим девочкам всего по пятнадцать, – возмутилась она. – Они не готовы вступить в союз.
На лестничном пролете стало тихо. Мэйсы, услышав такое, стали бледными как океанская пена. Они поднялись на второй этаж, затаившись испуганными мышками. А Вильвин продолжал:
– Я знаю о слухах обо мне, – сказал он. – Мол, я пытался надругаться над прибрежницей Фертой Гиз, аплерой швартовочных доков. Уверяю вас, что это ложь, и она понесет свое наказание за клевету.
– Мы не о слухах, – перебил его Мирдо. – Речь о моих малютках.
Кружка в его руках треснула, и капли чая закапали на гладь стола.
– Ну если мы не о слухах, – продолжил Вильвин, – тогда напомню вам, что я королевский эмпиер, решающий вопросы рождаемости и скрещивания выбранных мною пар. Вспомните почившего эмпиера Хансви, он был волен выбрать пару самой королеве, не то, что мэйсе обычного рихта.
– Давайте забудем об этом, – произнесла Порсиза. – Вы же нам друг, о Вильвин, пускай же девочки еще хоть чуть-чуть порадуются своей молодой жизни. Не лишайте их этого.
– Мне нужна лишь одна, – четко и ясно повторил Вильвин. – Кто продолжит мой род, если вокруг только нищенки и оборванки?
– Тогда пускай ваш род оборвется! – не выдержал Сабис.
– Ни одна из девушек не захочет такой связи!
– Тише, тише, юноша, – попытался остудить его Армахил. – Выйди проветрись.
– Что же вы думаете, великий лидер? – взор эмпиера упал на Армахила, но старик и без того сидел с раскрытым ртом.
– Заключите союз с мэйсой Гиз, – сказал он. – Она тоже дочь известного рихта. И по возрасту вам подходит.
Вильвин рассмеялся.
– А может, вас свести с этой шлюхой? Это в моей власти. Да и вы, по слухам, в состоянии зачать дитя.
Такого поворота событий не ожидал никто. Если бы Руфус находился дома, он бы кинулся пренепременно в драку.
– Разговор окончен, – сказал Вильвин. – Практика показывает, что возраст ваших девочек вполне подходящий. Я подготовлю бумаги, по которым на одну из ваших дочерей упадет трехгодичная обязанность выносить мое чадо. И да, пусть это будет Эфона, имя другой отвратительно моему слуху.
Тут уж Сабис не стерпел и накинулся на бесцеремонного королевского сводника. Шум голосов заставил мэйс заткнуть свои уши и прижаться к стене. Посуда полетела на пол, а юнец, разорвав сорочку, забрался на стол. Вильвин отшвырнул парня как котенка в угол, грозя глупцу темницей Гастэрота. Он был взрослей и намного
Дверь распахнулась, и темный гость покинул семейную обитель. В его глазах стыла ночь, а под ногами приминались садовые цветы. Пройдя десять шагов, он сорвал бельевую веревку, и одежда разлетелась. Ниффа только и успевала подбирать сорочки с земли, не понимая мотивов молодого эмпиера. Но прежде чем залезть в карету, Вильвин посмел прокричать на весь двор еще несколько отвратительных слов.
– В уплату глупости своего слуги, – возгласил он, – ты, Армахил, поковыляешь до дома пешком! Нет тебе моей милости! Уже нет!
А потом карета уехала прочь.
То был шестой день, самый кровавый из прочих на туманном Сэйланже. Королевский лекарь со скрипом больного протестующего сердца все же принес на подпись своему правителю треклятые списки. Но все этого могло и не случиться, если бы в его распоряжении не находились врачеватели пофовой горы.
За день они обошли все существующие архвы и даже спустились в недра земли, где обитали пленники трудовых колоний. С их подачи эти казни стали возможными. И все началось.
Первый день воспылал красным восходящим солнцем, знаком, знаменующим погибель. Мечи блеснули, и с Гербитума сошли отряды Порзула, осуществляющие по распоряжению белого Фалкса зачистку территорий. Десять больных мальчиков гибутского класса, пять девочек и пара взрослых рабынь пали жертвами страхов и опасений.
Затем пришел второй день, и списки убитых пополнились двадцатью рабынями, заболевшими лесной хворью.
А после был третий день, четвертый и пятый, пока светящиеся ручьи Арси не заполнились по края кровью и все вокруг не стало походить на заросли красной цителлы.
Что творилось на Сэйланже, не знал никто. Прибывшие суда разворачивали назад, им запрещалось причаливать к бухте Обреченных. Торговля на время прекратилась, а небеса затянули пепельные тучи огнедышащего Корку.
По подсчетам королевских советчиков белого Фалкса, оставалось два дня для скитания Гирдовской души в поисках телесного пристанища. И они проклинали эти дни.
На послание Вессанэсс Фалкс счел не отвечать, хоть ему и хотелось втоптать ее в грязь. Гербитум гудел бесчисленными доносами нижних земель. Не обошлось без смертей и в орбутском классе, кто был болен, незамедлительно протыкался мечом, безжалостно лишаясь титула и привилегий. Единым страхом стала боязнь любой болезни, и потому настойки местных ведуний шли на ура.
Кто-то поговаривал о том, что дух Гирды пытался проникнуть в тело ребенка, пока того не убили. Кто-то подмечал необычное поведение скотины на пастбищах и тоже приписывал все это духу отступницы. Но правды во всем этом не было. Кроме той, что на все это из пустых выклеванных птицами глазниц смотрела некогда Баргская рабыня, скорбящая над варварством ненавистных вакхаров.
Белый Фалкс боялся ее, и боялся неспроста. Она чувствовала его страх, ветром летая над королевской головой, всеми силами желая, чтобы ирод занемог. Но за здоровьем правителя следил королевский лекарь, натирая его кожу разогревающими мазями.