Голоса возрожденных

Маслов Макс

Держась за поясницу, старик поскорее вышел на свежий воздух, и лучистое солнце осветило его пожелтевшую от пота ночную рубашку. Он улыбался во весь рот, посматривая на Сабиса, и чуть ли не пританцовывал.

– Ну что, юный недотрога? Я теперь завидный жених? – кичился старик. А Сабис еле сдерживал юношеский смех.

Но как только Армахил вспомнил про смерть своей подруги, его лицо тут же омрачилось.

Последующий час он потратил на то, чтобы облачиться в черную мантию с желтыми вставками на груди, наметив путь к чете Фитбутских.

Он знал, что после подношения даров Рэхо Мирдо наверняка был дома, как и его ненаглядная Порсиза. А потому тянуть с визитом смысла не было.

«Чем быстрее все случится, тем лучше», – думал Армахил, даже не отведав Сабиского пирога.

Но этот восхитительный медовый пирог не остался нетронутым. Его за обе щеки уплетал лохматый Кэмбис, расхаживая весело по кухне. С ним еще предстояло серьезно поговорить, но, конечно же, позже.

По прошествии часа Сабис, обойдя ближайших сельчан, нашел по просьбе Армахила скромную повозку, на которой они и отправились к юго-западному побережью Салкса. Их возничим был фермерский сын Куто, погоняющий молодого ракутара вдаль. Повозка скрипела, переваливаясь с колеса на колесо, и Армахилу приходилось крепче держаться. Такие были времена, кареты пришлось сменить на телеги, а комфорт на экономию.

Проселочная дорога проходила меж полей дозревающей тифилии, чей колос красного цвета чуть ли не звенел. В дуновении ветров алые стебли клонились, походя на кровавые волны. И это всегда было завораживающим зрелищем. По обочине дороги собирали опавшие колоски труженицы-крестьянки, кланяясь бывшему советчику. Казалось, никто больше и не помнил о порицании его склонностей, за которые он заплатил собственной кровью.

Вдали показался пыльный след, быстро приближающийся к нерасторопному экипажу. Ветер уносил пыль в сторону, но даже при этом сложно было понять, кому он принадлежал, пока Сабис, прозорливый мальчишка, не приложил к глазу самодельный окуляр.

– Королевский экипаж, – сказал он. – Четверка сельгутов и гербовая карета.

– А возничий? – спросил его Армахил, ерзая на тюке колючей соломы.

Сабис прищурился, пытаясь высмотреть черты кэруна, направляющего четверку скакунов. Его черные кудри, от которых старик не мог оторвать глаз, прелестно трепал ветер.

– Хо-хо! – возгордился собой юнец. – Зоркий глаз! За поводьями Гелен, и, похоже, он, как всегда, что-то поет.

– Гелен? – переспросил старик.

– Так точно, – ответил ему Сабис, аккуратно спрятав окуляр в напоясный чехол.

Повозка подскочила на кочке, и Армахил охнул. Сабис вовремя придержал его, когда дряхлый стрик чуть не упал.

– Это кто-то из совета, – заключил старик. – Королева не пользуется услугами Иссандрильского конюха, у нее имеется свой возничий.

На минуту в седой голове всплыли образ Гарпина, его начищенный арбалет и ядовитые стрелы. Сабис уловил озадаченность попутчика по его задумчивости и посмел похлопать его по плечу.

– Не бойтесь, – сказал он. – Если это

он, то я вас защищу.

Взор старика пал на юные, горячие уста, что несли глупости.

– Если это он, – ответил Армахил, – да еще и с целью убийства, то, боюсь, мой юный друг, твоих сил не хватит.

Через несколько верст карета поравнялась с повозкой, и из ее незанавешенного окна выглянул молодой эмпиер.

Армахил выдохнул с облегчением, услышав приветствие королевского сводника.

– Доброго утра! – поприветствовал его Вильвин, наверняка еще не смирившийся с тем, что произошло в то время, когда он был в отключке.

– И тебе доброго! – махнул рукой Армахил, задумавшись о том, как это прекрасно, когда ты ничего не помнишь.

По повелению королевского сводника экипажи остановились, и пыль ненадолго захлестнула собеседников. Старик закашлял, прикрываясь широким рукавом мантии. Но когда пыль осела, кашель прекратился.

– Какими судьбами вы здесь? – спросил его Армахил, привстав с соломенного тюка.

Сабис придержал его, потому что в последнее время старик часто терял сознание, когда вот так привставал.

– Все нормально, все нормально, – пробухтел он, словно не желая при Вильвине выглядеть таким никчемным.

Парень отступил и с усмешкою спрыгнул с повозки, задумав отойти по нужде.

– Я, собственно, еду по королевским делам, – ответил ему Вильвин, сморкаясь в белоснежный платок. – А вы никак держите свой путь во владения рихта Фитбутского?

Армахил, взглядом проводив Сабиса до ближайшего куста, вернул внимание своднику.

– Совершенно верно, – кивнул он. – В дом на ветреном утесе. И тоже по поручению королевы.

– Ну тогда, – обрадовал его Вильвин, – нам по пути. И я предлагаю сменить тюк с колючей соломой на кожаное сидение.

– С радостью, – ответил ему Армахил, поскорее окликнув юнца. – Сабис ты слышишь?! Тебе предоставлена честь сидеть рядом с королевским эмпиером!

– Нет-нет, – поправил его Вильвин. – Пусть юноша сядет рядом с возничим. Там его место.

Улыбка Армахила тут же спала с лица так же поспешно, как и посетившая его радость. Карета насчитывала четыре свободных места, но эмпиер счел необходимым показать сельскому парню, кто есть кто. Армахил считал это плохим качеством, которому он его не учил.

– И да, – добавил сводник. – Отряхните солому с мантии, вы же не какой-то там крестьянин.

Кряхтя, после долгих попыток закинуть ногу на ступеньку, все же старик попал в карету, вдохнув запахи цветочных духов. Он не забыл, каково это – чувствовать себя таким значимым, но, увы, теперь его значимость подвергалась сомнению.

Карета тронулась, Сабис занял свое место возле кучера, старик же, изучаемый взглядом Вильвина, почувствовал себя куском подгоревшего пирога, обернутым красивой оберткой. И это чувство сидело в нем до тех пор, пока проселочная дорога не вывела их к высокому утесу, открытому всем ветрам.