Голоса возрожденных
Шрифт:
И это, знаете ли, для старика было видимым облегчением. Та пауза молчания, что громоздилась между ними всю дорогу, наконец-таки спала, и старик, порозовев, вымолвил:
– Мы на месте, – высунувшись в оконный просвет.
Слуги рихта Фитбутского первыми встретили приезжих гостей. Их было около пяти, и они занимались каждый своим делом. Добротная бабка Ниффа, одетая в сотни пышных юбок, была нянечкой двум юным мэйсам и сыну почитаемого вархала. Она развешивала в этот час на веревке постиранное белье, что трепал довольно сильный ветер. От неожиданности ее пухлые пальцы разжались, и тонкая белая сорочка, подхваченная северными
Дом старосты Мирдо был двухэтажным и сложенным из серых булыжников с каменного побережья. Булыжники скреплялись раствором из апакийской глины и смолы великих Торбитов, что делало конструкцию довольно прочной и крепкой. В оконные проемы были помещены деревянные рамы. Полупрозрачная чешуя рыбы Чуди в них прелестно переливалась на лучистом солнце.
Когда на крыльцо вышел сам Мирдо, одетый по обыкновению как простой крестьянин, Армахил воззвал к благосклонным богам. Ну хоть он не выглядел таким чопорным, как Вильвин.
Старик почти камнем выпал из кареты, но, отряхнувшись, душевно расплылся в улыбке. Он подымался к вершине утеса, борясь с натиском упрямого ветра, а Вильвин бесцеремонно его обгонял. Сабис с опаской плелся за стариком, приближаясь к дому своего прежнего хозяина. Кто-кто, а рихт колонии никогда не питал к нему симпатии. Но симпатию питали к нему его дочери, что, завидев юнца из оконца второго этажа, устремились по лестнице вниз, обгоняя и свою мать, и домашнего пса Орто.
Когда девушки выбежали из дома, ветер взлохматил их русые волосы, и от того, что они были близняшками, одетыми в одинаковые голубые кружевные платья, сложно было разобрать, где была Эфона, а где ее сестра Лакуэль. Со всех ног девчушки ломанулись навстречу к Сабису, так что ленточки в их волосах заколыхались. Голос Ниффы, возложившей руки на талию, прервал их бег.
– Юные мэйсы! – воскликнула она. – Вы дочери благородного рихта, а не подзаборного пьяницы! Вернитесь в дом!
Перечить нянечке было делом запрещенным, и потому мэйсы, поклонившись пришлым гостям, с грустью на лицах вернулись в тоскливые стены.
Когда Армахил достиг Мирдовского крыльца, Вильвин уже получал комплименты от хохотушки Порсизы. Она хвалила его за прямую осанку и здоровый статный вид, что сейчас нельзя было сказать об Армахиле.
«Даже перстня не надел», – подумал старик, обернувшись в сторону Сабиса:
– Смелей, мой юный друг, я намерен тебя хвалить.
С таким доброжелательным посылом Сабису стало легче дышать, и он поравнялся с престарелым другом.
– Мы самые лучшие на Салксе, – сказал он.
– Увы, среди нас уже нет Бирви, – добавил старик, и Мирдо тоже погрустнел.
Порсиза с хитростью рыжей чармы [27] проворно переключилась на Армахила, взяв его за дряхлые персты.
– О великий старейшина Кэра-бата, – сказала она, принимая только его в этой должности. – Вы наконец-таки на нашем крыльце. Я безумно рада.
27
Чармы – лисицы, строящие свои норы в древесных стволах.
– О,
Слова окрасились печалью, когда речь зашла о Бирви, и Порсиза прослезилась.
– Какие ветра ее туда занесли. Ну скажите, какие?
– Ну хватит уже стоять на пороге, – оборвал ее слезы Мирдо. – Вильвин, мой друг, ступайте в дом.
Молодой эмпиер, подхваченный под руку Порсизой, вошел в дом. Но не старик. Он, прежде чем пересечь порог, решил замолвить словечко о Сабисе, дабы не повторилась такая же неудобная ситуация, которую они испытали в дороге.
– Уважаемый друг, – сказал он, – твой ученик – самое ценное открытие этих мест.
Армахил поставил парня перед собой, отчего Сабис засмущался.
– Прошу относиться к нему так же, как ты относишься ко мне, – руки старика легли на плечи юноши. – Верь моему слову, он нас еще многим удивит.
– Хм, – покосился на Сабиса Мирдо. – Ну что же, юноша, прошу и вас в дом.
Парень нерешительно, но все же пересек порог рихтовской обители, чуть ли не столкнувшись лицом к лицу с Руфусом – восемнадцатилетним светловолосым сыном старосты.
На приветствие парня Руфус промолчал, но не потому, что был невеждой, просто не мог говорить – то были последствия бурой лихорадки, которой он тяжело переболел в детстве.
Они разошлись, и в дом вошли старые друзья, погрузившись в затененность серых стен.
Полчаса потребовалось Порсизе, чтобы накрыть что-нибудь на стол. Она всегда встречала гостей лакомствами, но эти гости были нежданными. Заваренный на скорую руку чай был цветочным, печенье из бобовой эскии свежим и ароматно пахучим. Небольшая кухонька с полками, подвесными ящиками, столом и скамьей никак не вписывалась в имущество известного вархала. В Батуре его комнаты были намного богаче, мебель изысканней, да и одевался он совершенно не так. Где все эти мантии, расшитые драгоценными камнями? Где хоть что-то похожее на власть? Ничего из этого здесь не было. Только еле заметный синяк, еще не сошедший с глаза, напоминал Армахилу, что он был на том балконе и отчаянно пытался остановить Эбуса. Но речь сейчас была не о нем.
Когда все расселись за столом, старик озвучил цель своего визита.
– После гибели Бирви, – сказал он, – королева пересекла мой порог. И попросила помощи.
Все настороженно слушали его, даже Вильвин, слышащий все это впервые.
– Мы лишились плодотворицы Салкса, – продолжал Армахил. – И власть требует ее замены.
Его взгляд проскользил от блюда с печеньем до Порсизы, так что она все поняла.
– Нет, – прошептала она. – Как же, нет.
– Да, моя дорогая, – сказал Армахил. – Я предложил королеве твою кандидатуру. И она согласилась.
– Я не Бирвингия, – озадаченно произнесла Порсиза. – Я ведь просто кухарка.
Вильвин взял ее за руку, пытаясь успокоить хозяйку дома.
– Отличный шанс проявить себя, – сказал он. – Вы же крестьянского склада.
– К тому же Бирвингия, – продолжил его мысль Армахил, – вступая в должность, не имела титула, зато имела огромное желание что-то изменить.
Завороженные этим мэйсы смотрели на родителей с лестничного пролета, вслушиваясь в речи взрослых.
Единственным спокойным кэруном среди них был Сабис, попивающий цветочный чай.