Голова дракона
Шрифт:
Смотрел на днях передачу со стройки. Ну, показали, как полагается, высоченные подъемные краны, не завершенные еще коробки будущих квартир, а потом перенесли действие внутрь. Дают крупным планом человека с микрофоном и рядом с ним — строителя-плотника. В руках плотник держит молоток, а во рту — несколько гвоздиков. Человек с микрофоном спрашивает:
— Скажите, товарищ, в руках у вас, кажется, молоток?
— Молоток, — отвечает.
— А во рту?
— Гвозди.
Внятно так отвечает, научился, видать, и посторонние предметы во рту держать, и с телекорреспондентом разговаривать.
— И эти гвозди вы, наверное, забивать будете? — продолжает докапываться корреспондент.
— Да, попробую, — отвечает плотник. — Когда гвозди есть, отчего же их не забить?
Интересная, содержательная идет между ними беседа. А когда она закончилась, диктор объявил: «Вел передачу такой-то».
А этого «такого-то» я узнал. Раньше во время передач он все кабель от камеры носил. А теперь стал ведущим. Вырос, значит.
В другой раз передавали беседу с моряком, вернувшимся из дальнего плавания. У микрофона была симпатичная девушка.
— Николай Иванович, — сказала она моряку, — поделитесь, пожалуйста, впечатлениями о вашем плавании. Телезрителям будет интересно послушать рассказ бывалого человека. Прежде всего скажите: вы стали моряком после того, как окончили мореходное училище?
— Да, окончил мореходку.
— Интересно. И стали плавать?
— Стал плавать.
— Интересно. А капитаном вы уже служите на флоте десять лет?
— Так точно, десять.
— Очень интересно! А теперь расскажите, как вы спасли японский рыболовный траулер. У него, кажется, вышло из строя рулевое управление?
— Да, вышло из строя.
— И его несло по волнам?
— Несло. По волнам.
— А вы подали ему буксир и отвели в порт?
— Отвели.
— Потрясающе! Вот она, дорогие телезрители, романтика морских дорог. Спасибо, Николай Иванович. Оказывается, вы не только отважный моряк, но и интересный собеседник.
Девушка тоже оказалась знакомой. Раньше, когда, например, выступал певец, она ставила перед ним микрофон. А теперь ее научили искусству ведущей.
Просмотрев несколько таких передач, я пришел к выводу, что искусство ведущего основано на двух принципах: а) надо говорить только о таких вещах, которые телезритель видит сам и в которых он прекрасно разбирается; б) беседуя с моряком (шахтером, животноводом, спортсменом и т. д.), надо не столько слушать его, сколько говорить самому. И тогда в передаче не будет никаких накладок.
Едва я сформулировал для себя эти принципы, как меня позвали на кухню обедать. Усевшись за стол, я спросил жену:
— Скажи мне, дорогая, ведь правда, что в левой руке ты держишь тарелку, а в правой половник?
— Угадал.
— А сейчас ты зачерпнешь в кастрюле супу и нальешь его в тарелку?
— Зачерпну и налью.
— И суп — он просто так и называется: суп?
— Он-то так и называется. А как вот тебя назвать?
Не поняла! А ведь я уже готовился стать ведущим и, как видите, начал делать первые успехи…
МЕСТО ПОД СОЛНЦЕМ
Немножко грустный рассказ
С тех пор как себя помню, я всегда искал место под солнцем.
Что это? Рано пробудившиеся наклонности карьериста? Бесплодные грезы юного, но такого стародавнего Обломова? Или вполне осознанное кредо сибарита наших дней — длинноволосого хиппи? Может быть, может быть…
Но тогда давайте назовем циником и ловчилой лупоглазого лягушонка, который спозаранку карабкается на лист кувшинки, чтобы встретить солнечный восход на этой идеально ровной зеленой площадке. А стройному буку, гордо взметнувшему ввысь свою зеленую вершину, скажем:
— Ты карьерист, бук. Неприятно смотреть со стороны, как ты изо всех сил тянешься к солнцу. Хочешь растолкать соседей и всех их опередить?
Промолчит бук, ничего не ответит на такие несправедливые речи. Потому что не такая уж блестящая карьера — попасть в руки колесного мастера и потом всю жизнь бежать куда-то вслед за быстрой упряжкой, нести на себе тяжелую поклажу.
Между прочим, и лягушонок, если его даже рассматривать в лупу, совсем не волосатик, он голенький, как ладонь. А трудится так самозабвенно! И когда пожирает разных вредных для человека и животного мошек и мушек. И когда, натужась до предела, вплетает свой голос в общий лягушиный оркестр, стройности и мелодичности которого могут только позавидовать иные музыкальные ансамбли, призванные услаждать слух меломанов с транзисторами. А если лягушонок иногда и понежится на солнцепеке, то нельзя же считать это обломовщиной или хуже того — хиппизмом…
Вдумайтесь, друзья, хорошенько в эти и подобные им примеры. Не сомневаюсь: вы придете к выводу, что в моих поисках места под солнцем не было абсолютно ничего предосудительного!
Шли годы, я искал. Солнце было далеко-далеко и казалось недостижимым. Я выбирал пригорок, холмик, бугорок и карабкался на него, в надежде оказаться хотя бы на несколько метров поближе к заветной цели. Но случалось, оступался и катился вниз. А иногда меня подводило пресловутое чувство локтя. Вдруг что-то острое впивалось мне в бок, из-за боли я терял равновесие и летел кувырком на исходную позицию. Мои колени были постоянно в ссадинах, а в тех случаях, когда не удавалось заслонить лицо, на лбу возникали синяки и шишки.
И вот однажды, поднимаясь с земли и потирая ушибленное место, я услышал за спиной чей-то ангельский голосок:
— Бедненький, как мне вас жалко! Неужели вам никогда не приходила в голову такая простая мысль, что в одиночку ничего добиться нельзя?
Я живо обернулся и увидел девушку. Ничто так не будоражит душу, как чье-нибудь сочувствие и участие. Я был растроган, ее глаза заметно увлажнились. А ведь от жалости до любви — один шаг. Опять же, не страшась выспренности, сразу же сообщу, что два нежных робких ручейка слились в единый бурный говорливый поток. Впрочем, говорила главным образом она.