Голова дракона
Шрифт:
Скачу я на своем коньке по городу, но встречают меня горожане без должного почтения. В чем дело, думаю? Надоумил меня один работяга с «Сигнала». Так заводик зовется, где тот работяга проводит трудовые будни с понедельника по пятницу включительно.
Ну я и говорю ему:
— Если, мол, предоставлю тебе желаемый дефицит, сумеешь ли необыкновенный сигнал к моему стальному коню приспособить?
— Какой только ваша душа пожелает, — отвечает.
Ударили по рукам, и вскорости умелец начал мудрить вокруг моего «мерседеса». И вот езжу теперь и радуюсь. Нажму где-нибудь на перекрестке сигнал, и всех в великое смущение привожу. Гаишники,
Почет, он, конечно, хорош, а выгода лучше. Потому-то я за почетом особенно и не гонюсь. А вот явится проситель-посетитель за нужной ему позарез справкой, так я устремлю взгляд поверх его головы и кумекаю: а что мне может отломиться? И если не почувствую ничего такого, то спокойно говорю:
— Зайдите-ка через недельку. Справки мы в конце месяца выдаем.
Не так давно несчастье стряслось: поселок строителей затопило. Разлилась речонка наша, хлынула в низину и захлестнула дома под вторые этажи. Бедствие.
Звонят мне после потопа из горкома профсоюза, субботник, говорят, в поселке организуется, прими, дескать, участие.
Принять участие, конечно, можно, а каков будет результат? Верблюд, когда возят зерно, тоже принимает участие, а ест одни колючки. Кому же хочется быть верблюдом? Возможно, вам? А у меня лично такого желания нет.
Однако принял я участие: десяток бульдозеров с одной нашей стройки в аварийный поселок перебросил. Авось, думаю, мне что-нибудь от тех строителей отломится. И отломилось… После субботника благодарный постройком прислал бригаду отделочниц. Такие замечательные девушки оказались! За три дня они мои хоромы гак отлакировали, теперь в них хоть художественный музей открывай.
Вот что значит умело воспользоваться подходящей ситуацией.
У меня для таких вот случаев, когда надобность какая появится, даже книжечка специальная заведена, вроде телефонной. Хитрая книжечка, в ней не всякий обэхээсник разберется. Под литерой «А», например, идут у меня абажуры, авиация, антиквариат, на «Б» — базы, бакалея, извините, бабы, под буквой «В» значатся вагоны, вазы, валюта. И так далее. А уж потом вписаны фамилии и телефоны.
Вот открываю я сейчас книжечку на букву, скажем, «М» и смотрю. Тут магнитофоны, магазины, ма… Подождите, фамилия здесь попалась очень знакомая. Кирпичникова М. Е. Так ведь я и сам Кирпичников. А М. Е. это кто? Мать честная, да это же моя мать — Матрена Егоровна! Как же она сюда затесалась? Жива, значит, старушенция, только вот не заглядывал я к ней тыщу лет. Да и какая корысть заглядывать? Пенсия 42 рэ, спитой чай, сушки по 36 коп. за кулечек, и разговоры про модные лекарства против радикулита. Нет уж, увольте, тыщу лет не звонил и сейчас не буду. Перебьется как-нибудь, поди привыкла без моих звонков. А вот в магазинчик один брякнуть надобно. Балычка что-то захотелось. Директору того магазинчика я как-то сынка из беды выручить помог. Пусть и он постарается.
Да… Так вот и живу я на свете: людям стараюсь помогать и про свой интерес не забываю. Только вот сейчас, признаться, чувствую себя как-то не так. Стою перед вами, рассказываю обо всем без утайки и в догадках теряюсь… А что мне за это отломится?
АЛЛЕРГИЯ
Если
С Улыбовым беседует профорг.
— Понимаете, Матвей Николаевич, — говорит он, — цех переживает самый ответственный момент в своей жизни: начало последнего, решающего квартала. И сегодня, крепко взявшись за руки, мы должны во весь голос заявить о нашей решимости, готовности, стопроцентной непоколебимости преодолеть все барьеры, все трудности в борьбе как за количество, так и, в особенности, за качество выпускаемой продукции. Надеюсь, в этом дружном, согласном хоре прозвучит и ваш звонкий голос. Вы согласны со мной?
— Угу.
За Улыбова берется цеховая учетчица Надя, она же сектор профобразования и социологических проблем.
— Уважаемый Матвей Николаевич, поймите, что мы хотим от вас немногого: будьте коммуникабельны. В нынешний напряженный и, в известной мере, жесткий век жить в коллективе и быть вне его — нельзя. Почему мы не видим вас за нашим «круглым столом», не слышим на наших оживленных обсуждениях путей и методов борьбы с браком? Неужели вы так и будете все время стоять в стороне, неужели вас устраивает позиция эгоиста-одиночки?
— Не.
И вот так каждый раз. Усекли, что за тип? Слова из него пассатижами не вытянешь. И это в то время, когда современная жизнь требует от человека, чтобы он не стоял истуканом у станка, сборочного стола или у штурвала тепловоза, а и умел выступить по телевидению, дать интервью корреспонденту, принять участие в каком-нибудь творческом симпозиуме или толкнуть зажигательную речугу на митинге. И надо признать, что большинство наших ребят просто молодцы: любого заводского Цицерона за пояс заткнут! Этим наша бригада и славится. Только вот Улыбов всю картину портил.
Жена его не раз к нам забегала, чтобы за мужа словечко замолвить.
— Вы, говорит, не обижайтесь на моего Мотю. Аллергия у него.
— Это еще что за болезнь? — спрашиваем ее.
— А такая зловредная хвороба, что он ни слушать, ни произносить речей никак не может. Хоть убей его!
Убивать мы его, конечно, не стали, но меры решили принять. После одного, особенного случая. Приехали к нам телевизионщики записывать передачу «Главное в нашей работе — качество». И молоденькой режиссерше наш Улыбов почему-то приглянулся. Вцепилась она в него и ну тормошить:
— Улыбнитесь, товарищ, и скажите несколько слов. Прошу вас, держитесь повеселее!
Представляете, что она от Улыбова потребовала? Ну и вышел, конечно, полный конфуз. Смотали телевизионщики свои кабели и сами смотались. В соседний цех, какого-то весельчака Угрюмова снимать.
Договорились мы после этого избавиться от Улыбова, чтобы картины не портил и палки в колеса бригаде не ставил. Стали обдумывать, как к нему подступиться. И тогда Коля Шутиков предложил:
— Давайте попросим Надю, пусть возьмет улыбовскую продукцию на особый учет. И как только обнаружит брак, сразу заострит вопрос на цехкоме, а мы все поддержим.