Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор
Шрифт:
Незаметно я подрос и стал ходить в школу. Стоило тогда посмотреть на моего отца! Он ходил, гордо выпятив грудь, а я был задумчив и подавлен. Очевидно, уже тогда у нас с отцом проявилась разница в характерах и взглядах.
Учение в школе было настоящей борьбой за существование. Я сразу же схватился со школьным служителем и укусил его за руку. Тот сказал, что вот так же, насильно, он приводил в школу и всех моих родственников. Потом на меня обрушилась ненависть учителей, и я почувствовал отвращение к некоторым предметам. Все мое учение было непрерывным сражением, в котором на одной стороне были учителя и наука, а на другой — один я. Понятно,
В нашей семье борьба эта была традиционной, и вели ее многие поколения моих предков. Один мой родич в решительном сражении с наукой в первом классе гимназии настолько прочно окопался и проявил такое героическое упорство, что просидел в своем укрытии целых четыре года. Напрасно учителя вызывали его выйти на честный поединок и доказывали, что этого требуют школьные правила, родич мой не обращал на них никакого внимания и продолжал ходить в школу. В конце концов учителя капитулировали и решили терпеливо дожидаться, когда он женится и волей-неволей будет сидеть дома.
Другому моему родичу так полюбилась школа, что он навсегда остался в ней служителем.
А один из моих близких поставил учителей совсем в затруднительное положение. Он упорно молчал все три года. Учителя хотя бы из любопытства хотели услышать его голос; они были в полной растерянности, потому что из-за молчания не могли определить, к какой же науке у него способности. Он искусно скрывал свой талант молчанием. Его тщетно пытались вызвать на разговор, а учитель математики даже оттаскал его за уши, но он упорно молчал и только дерзко смотрел на учителя, что вообще свойственно всей моей родне.
Мое пребывание в школе проходило удачнее. Время мое распределялось так: пять дней в неделю я ничего не делал, на шестой день нес подарок учителю, а седьмой посвящал богу и, разумеется, отдыхал. Помнится, что учитель первого класса любил ветчину, учитель второго класса предпочитал свиное сало, а учителя третьего и четвертого классов обожали яйца. Яйца же должны были быть крупные и чистые. Отец Илия, а он учил нас в четвертом классе, брал в руки каждое, смотрел его на свет и плохие требовал заменить. Как-то раз у нас дома не оказалось яиц, я взял их из-под соседской наседки и принес попу. Попа не было дома, а попадья в это время как раз замешивала тесто для пирога и вбила в него восемь крохотных цыплят. Как бы я потом ни отвечал урок, исход был ясен. Но когда наступили экзамены, отец принес попу подарок, и я был спасен.
И в гимназии у меня все шло как по маслу. Учителя до сих пор помнят меня, да и я, конечно, их не забыл.
Вот, например, каким был наш учитель географии. Теперь таких в Сербии не найдешь. Ручищи у него были словно лапы и, сколько ни крути головой, а уж он не промахнется. На уроках он применял свой особый наглядный метод. Объясняя строение солнечной системы, он вызывал к доске самого старшего ученика Живко, у которого уже начинали пробиваться усы, ставил его перед классом и говорил:
— Ты — Солнце. Стой здесь на одном месте и потихоньку вращайся.
Затем вызывал кого-нибудь ростом поменьше и пояснял:
— Ты — Земля. Ты тоже вращайся вокруг себя и в то же время бегай вокруг Живко. Он хоть и большой осел, но сейчас изображает Солнце.
Потом учитель вызывал меня (в классе я был самым маленьким) и говорил:
— Ну, а ты — Луна. Ты должен бегать вокруг Земли и вместе с нею вокруг Солнца, вращаясь в то же время вокруг своей оси.
Наглядно объяснив нам
А учитель немецкого языка! Маленький, плешивый, очки надеты так низко, будто глаза у него были на щеках. Как сейчас помню и никогда не забуду его объяснений. Вот, например, с каким блеском и как доходчиво объяснял он нам роль вспомогательных глаголов в немецком языке:
— Вспомогательный глагол, дети, это такой глагол, который помогает основному, главному глаголу. Например, я окапываю виноградник. В данном случае я есть глагол graben, следовательно — ich grabe. Но день короткий, и один graben не успеет окучить виноградник. Что делать, как быть! Зовет он своего соседа haben’а и говори ему: а ну-ка, haben, помоги мне окопать виноградник. Haben, добрый сосед, пришел к нему, и принялись они работать вместе. Получается — ich habe gegraben. Haben, значит, является вспомогательным глаголом… В другой раз graben окучивал кукурузу и видит, что ему опять не успеть закончить работу. Что делать? Как быть? Не звать же на помощь опять haben’а: ведь он уже раз помогал ему! И решил он позвать другого соседа — werden’а. Werden тоже оказался хорошим человеком и пришел соседу на помощь. Они вместе принялись работать, и получилось ich werde graben. Werden, следовательно, тоже вспомогательный глагол. Ну как, дети, все поняли?
Мы отвечаем хором: поняли!
А на экзамене учитель спросил меня:
— Проспрягай-ка, дружок, глагол schreiben.
Я собрался с силами и выпалил:
— Schreiben… schreiben… schreiben… Хозяин перекапывал… виноградник… и вот… вот зовет он соседа werden’а, а werden не может прийти к нему.
— Плохо, очень плохо, ступай на место! — Учитель ставит мне единицу, и я блистательно проваливаюсь.
Вот так, из-за всяких недоразумений, я провалился еще по двум-трем предметам и остался на второй год.
До сих пор помню, как в то утро я шел на экзамен. Мать надела на меня белую рубашку с кружевным воротничком, новый костюм, подрезала ногти, причесала, сделала на голове пробор, дала чистый носовой платок, поцеловала в лоб и сказала:
— Порадуй меня, сынок!
А отец, когда я поцеловал ему руку, сказал:
— Если ты, сынок, придешь из школы и скажешь «сдал», получишь вот этот золотой дукат. — И он показал мне совсем новенький дукат. — А провалишься, лучше домой не приходи — изобью до полусмерти.
Благополучно провалившись на экзамене, я остановился за воротами гимназии и задумался.
«Розог мне все равно не избежать, и дуката не получу. Сразу два наказания. Раз так, пусть хоть дукат будет мой». Меня осенила счастливая мысль, и я помчался по улице, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге. Прибежав домой, подошел к отцу и матери, поцеловал им руки и весело крикнул:
— Сдал, отлично сдал!
От радости у родителей потекли слезы, а отец вынул из кармана и дал мне новенький золотой дукат.