Головолапная
Шрифт:
Дыхание выровнялось, темнота не казалась больше таящей в себе множество сговорившихся и неведомых врагов, имеющих цель окружить ее.
«Хоть какой-то прок от внутренних разговоров», вздохнула Гата, поднимаясь на ватные ноги.
Летний ветерок налетел и ласково стер с ее лба испарину. Гата поправила перекосившийся пиджак и пошла к своему дому.
В подъезде как всегда было пыльно. Эта стабильность придала сил, и Гата даже заставила себя расслабить напряженные плечи, когда закрылись двери лифта. Не встретив никого на площадке, она вошла в квартиру, медленно переобулась, цепляясь за это бытовое действие так, словно
Нет.
Гата налила себе стакан сока и наскоро соорудила бутерброд. Потом решила совсем нарушить все свои намерения — и позвонить маме. Хотелось с кем-то поговорить, откровенно и по душам.
— Привет, мам. Вот, звоню, как обещала.
— Ты дома? — спешно поинтересовалась Алла Родионовна.
— Дома, — ответила Гата, для верности откусила бутерброд и продолжила с набитым ртом: — Вот, ужинаю.
— Только сейчас?! Ты сколько не ела? Гляди, испортишь себе желудок, устанешь по врачам таскаться.
— Мам, мам… не надо… Все в порядке… Вернее.
— Что? Что такое? — тут же напряглись на том конце.
— Мама, знаешь… Сегодня был такой странный день. Столько всего произошло…
Гата задумалась, не зная, с чего начать: с того, как они с Лидой, шутя, испытывали теорию желаний, с того, что она встретила на кладбище школьника, который был ей нужен для ее рассказа, или с того, как ее напугали массовые звонки…
— Сегодня я ехала в автобусе. Было так грустно.
Мать сочувственно молчала, пока Гата рассказывала о том, как сильно она пожелала, чтобы Витя ей позвонил, и как вокруг нее стали надрываться телефоны, а люди все поголовно были недовольны…
— Кажется, это знак. Мне не надо больше думать о Вите, никогда. Хотя я понимаю, что совсем не вспоминать не получится, но… короче, не надо мне хотеть чего-нибудь, с ним связанное.
Телефон продолжал молчать.
Гата внутренне напряглась, когда подумала, что связь отключилась, и она все это время говорила в пустоту.
— Мам. Ты меня слушаешь?
Послышался печальный вздох, и усталый голос Аллы Родионовны начал:
— Знак, значит?.. Кому-то позвонили, а тебе нет — и это уже все, вселенский заговор и высшие силы шлют сообщения?.. Бабка твоя, по отцу, Агафья Ивановна, вот тоже такая же суеверная была. Все ей мерещилось — «знак то», «знак это». Ерунда это все и невежество! — разошлась Алла Родионовна. — И ты вдруг туда же. Не ожидала я от тебя, Агуша. А ведь я сама постаралась, чтобы у тебя было блестящее высшее образование! Ох, знала я, что каким-нибудь боком да вылезет то, что мы тебя в честь свекрови назвали…
— Мам, послушай…
— Я послушала! Я все послушала. Теперь дай мне сказать. Вместо того, чтобы про всякую мистику думать, лучше бы взяла и сама Вите позвонила. Кто знает, может, он так уже расстался с этой своей, а теперь не знает, как к тебе вернуться? Вот ты и сделала бы первый шаг.
— Мам, ну откуда…
— Не перебивай! Это в тебе твое упрямство говорит, твоя неуступчивость! Я знаю, от кого она у тебя…
Прикусив губу и едва сдерживая слезы, Гата отключила телефон.
Неужели, чем ближе по крови человек, тем больнее воспринимаешь
Она выпила таблетку от головной боли, хотя от тех тисков и ощущений ползущей под кожей сетки с узлами уже ничего не осталось. Потом ушла умываться. На столе осталось полстакана персикового сока и недоеденный бутерброд.
Гата долго оттирала и споласкивала лицо, желая ничего не оставлять на нем из сегодняшнего долгого и утомительного дня. Уже в постели она подумала, что надо будет заглянуть в аптеку и купить аппарат для измерения давления — неспроста же у нее так странно давит в голове. Наверняка что-то началось с сосудами.
И надо — непременно и обязательно! — прекратить думать о Вите, перестать мучить себя желанием, чтобы он вернулся. Он ушел из ее жизни, ушел и сам не напоминал о себе. Теперь ей пора избавиться от него насовсем — а то что-то все, связанное с ним, начало оборачиваться страхами и то ли мистикой, то ли паранойей… в любом случае, ничем хорошим.
«Решено! — сказала себе Гата, закутываясь в одеяло. — С завтрашнего дня ни одной мыслишки о нем я не подпущу. Да, мне его не хватает, но это не то же самое, будто бы он мне по-настоящему нужен. Он мне не нужен. И мысли о нем поэтому не нужны тоже. Если надо будет подумать, то… например, буду думать о своем рассказе и о сборнике, куда он попадет. Дней осталось до его отсылки немного. Завтра с утра решу, что именно посылать Сереже-Коту, и в обед отошлю. Попрошу до вечера ответить… Хорошо бы, чтобы этот домашний мальчик оказался ответственным…»
Глава 7
1
Даже проснувшись, приняв прохладный душ и проглотив легкий завтрак, она чувствовала себя разбитой — плохо спала ночью. Зевая в автобусе так откровенно и заразительно, что принимались зевать окружающие, Гата надеялась на чашку крепкого кофе, который можно будет купить в автомате на первом этаже. Недешево, но действенно — кофе в автомат засыпали хороший. Голова больше не болела, страхами никто не торопился окружать по пути на работу, но бодрящий кофе представлялся глотком жизни.
Несмотря на нудную и полубессонную ночь, можно было сказать, что Гата одерживала победу: как вечером решила, так Витя ни разу не проник в ее мысли, занятые то бессвязной маятой, то перебором мелких рабочих дел вроде вопросов, отнесла ли она в один из обувных магазинов счет за аренду и письмо от администрации, то рассматриванием со всех сторон варианта, когда мальчик Володя вместо злого пожелания, например, расплакался бы от обиды. Но вспоминая всю сцену целиком, Гата отказывалась от этой версии, особенно, когда описание внешнего вида Володи, плачущего посреди школьной столовой, сводилось к нелепому «Макароны ушные с соусом из слез».
Однако настроение у Гаты было приподнятым — вчерашняя встреча с малолетним читателем вселила в нее уверенность, что все идет верным путем, а в конце этого пути ее ждет публикация в сборнике, потом признание, потом приглашения в другие сборники, в журналы.
Если все хорошо пойдет, можно будет подумать и о книге для детей — сборнике собственных рассказов из жизни вымышленной школы. А может, это будет книга о приключениях каких-нибудь неведомых зверушек в далекой стране, спрятанной от людей в… песках или во льдах?