Голубой бриллиант (Сборник)

Шевцов Иван Михайлович

только ее темные незабываемые глаза, в которые хочется

смотреть и любоваться, были все те же, хотя в них

проскальзывало тревожное выражение и усталость. Она

изменилась, но не утратила прежней притягательной силы.

"Как она изменилась за эти два месяца", - с грустинкой

подумал Силин, устремив на Таню оценивающий взгляд.

– Рад вас видеть, Татьяна Васильевна, - первым

заговорил Силин.

– Я тоже. Ну, рассказывайте, что с вами стряслось?

–

Ничего особенного, думаю, обыкновенная ангина и Оля

напрасно вас побеспокоила.

– Вот даже как! А говорите, рады видеть.
– Приветливая

улыбка преобразила ее лицо. Силин устремил на нее добрые,

доверчивые глаза и тоже улыбнулся, молвив:

– Я рад вас видеть не как доктора, а просто как человека.

Он украдкой взглянул на дочь, и Оля, делая озабоченный

вид, торопливо сказала:

– Извините, Татьяна Васильевна, я должна сейчас с

Амуром уйти. Папа, для чая или кофе в кухне все

приготовлено. А это вам, наверно, потребуется.
– И положила

на тумбочку чайную ложечку.

"Решила создать обстановку интима", - подумал Силин о

дочери. Таня тем временем предложила больному поставить

термометр, а сама взяла его руку, прощупала пульс. "Какие

большие и сильные у него руки, - думала Таня, украдкой

посматривая на Силина. - А глаза добрые, доверчивые".

371

Температура оказалась почти нормальной. Таня осмотрела

горло и заключила:

– Да, у вас обыкновенная ангина. Раньше навещала она

вас, ангина?

– Нет, впервые вот пришлось...

– Я на всякий случай взяла несколько таблеток.

Индийский препарат и довольно эффективный.

Она достала розовенькие круглые таблетки, пояснила:

– Их надо сосать, как леденцы.

Силин поблагодарил, подумав: "А ведь это, наверно,

бешеных денег стоит, как все сейчас лекарства. Надо

рассчитаться, но как?" И решил:

– Мы ведь с вами "бюджетники", но моя зарплата

очевидно, повыше вашей. Поэтому я могу принять от вас эти

леденцы при одном условии: назовите их цену и...

– Никаких условий, - быстро и категорично перебила

Таня.
– Эти таблетки достались мне от моего бывшего мужа,

считайте, что они ничего не стоят. Мой вам сувенир.

– Бывший - это тот, который в день нашей первой

встречи уезжал в загранкомандировку? - ровным голосом

поинтересовался Силин, понимая деликатность вопроса.

– Он самый, - грустная улыбка скользнула на ее губах.
–

Тогда он еще не был "бывшим", - прибавила она.

– Вот оно в чем дело. Я смотрю на вас и не узнаю: вы

очень изменились за эти

два месяца. У вас появились какие-то

трагические черты.
– Он боялся показаться навязчивым и все

же спросил: - Он что, не вернулся из-за бугра? Извините, если

я сую нос не в свое дело.

– Не надо извиняться. Он возвратился, и мы решили, как

это официально говорят, расторгнуть наш брак. По моей

инициативе. Теперь он собрался покинуть Россию навсегда. Но

это не имеет отношения к моим трагическим чертам. Трагедия

в другом, в более серьезном. Я бы сказала, страшная

трагедия.

Еще по пути к дому Силина Таня мысленно рассуждала:

рассказать симпатичному судье о своей трагедии или не стоит.

И решила: в зависимости от обстановки. Вообще-то по своему

характеру она не склонна выставлять на показ свои

переживания. Но боль и страдания, заполнявшие ее до краев,

требовали выхода наружу. Она постоянно чувствовала себя

измученной, ощущала непреодолимое желание кому-то излить

душу. Но, конечно, не каждому встречному. В Силине она

нашла что-то притягательное, способное к участию и

372

состраданию. Решила, что это связано с его профессией:

наверно, не один десяток человеческих судеб и трагедий

пришлось ему выслушать и пережить. "Именно пережить.

Такие способны к переживанию", - думала Таня, глядя в

добрые, доверчивые глаза Силина. И она поведала ему о

гибели сына и уже не могла утаить о причине разрыва с

Евгением. Выложила всю свою боль.

– Я знаю, что и вы почти год тому назад потеряли своего

мальчика, мне Оля говорила, поэтому вы меня поймете,

поймете мое состояние, мои, как вы подметили, "трагические

черты".

– Я вас понимаю, милейшая Татьяна Васильевна. Всей

душой соболезную, сочувствую. Мы мало знакомы, хотя мне

иногда кажется, я давно и хорошо знаю вас. Поверьте, это так.

Вы цельная натура. А цельную натуру страдания не смогут

сломать. Вы выстоите. Вы уже выстояли. Когда я потерял

своего мальчика, мне показалось, что я и сам погиб вместе с

ним там, у телецентра. Нужно время. Время - великий

исцелитель души, ее настроя, ее переживаний. Я находил

умиротворение в музыке. Мой любимый Бетховен говорил, что

музыка должна высекать огонь в душе человеческой.

– Согласна и не понимаю, почему Максим Горький,

которого я так же люблю, как и Бетховена, позволил себе

сказать, что музыка притупляет ум?

– Горький забавлялся сочинением афоризмов. И эта