Голубой бриллиант (Сборник)

Шевцов Иван Михайлович

последние часы и минуты на душе:

– Ларисы больше нет, ушла навсегда. И моя жизнь

окончилась. Зачем жить? Нет смысла.

– Да, что вы, Лукич...
– попытался утешить меня Игорь.

– Не говори, не надо. Дай мне сказать. Весь смысл моей

жизни был в ней. Я жил только ей и во имя ее, во имя нашей

любви. Тебе, Игорек, этого не понять, ты еще молод, из другого

материала сделан. Руки опустились. Вот уже третий день, как

забросил писать свои

воспоминания. Теперь они ни к чему, без

надобности. Я для нее их писал, хотел ей свою жизнь, свою

судьбу поведать, мечтал ей посвятить. А ей это уже не нужно.

Она по-другому решила строить свою судьбу. Значит нашла, о

чем мечтала. О муже мечтала, об отце ребенка. И я ее

понимал. Мы были откровенны, доверчивы. Наши души

открыты всем ветрам. И я ее не осуждаю, поверь, Игорек. Мне

бы впору радоваться, если она нашла там свое счастье. Она -

великая женщина, с великой душой и трезвым умом. Она не

может ошибиться, не должна. Хотя едва ли она найдет среди

"новых русских" своего единомышленника - патриота. Таких в

природе не бывает. Все они жулики, лицемеры и воры. Среди

них еще встречаются шабес-патриоты, но у нее на них чутье,

она быстро разгадывает подлинное нутро. Я, Игорек, готовил

себя к такому концу. И все же мне тяжело. Вот пред твоим

608

звонком я перечитывал ее письма ко мне. Их целых два

десятка. Они как огонек в печи, как фитилек освещают душу.

Это великая женщина.

– А вы, Лукич, не преувеличиваете? Может наш друг-

писатель и прав: ничего в ней необыкновенного нет - и глаза

обычные, и фигура, как у тысяч других, да и ум-то, и эрудиция

не блещут. Да и характер.. Фактически она предала вас,

бросилась на первого встречного, увидав его толстый кошелек.

Так же? Он поманил ее своим меховым магазином. Шубу

обещал. Променяла легендарного человека на обыкновенного

торгаша.

– Нет, Игорек, ты не прав. У нее были для этого веские

основания. Она женщина...

– И только. Заурядная женщина, - перебил он меня.

– Нет и еще раз нет. На предательство она не способна.

Она - эталон порядочности и чести. Ее надо знать, прежде чем

говорить о ней. И не всякому дано познать ее. А я ее знаю, ее

душу, ее ум. Она истинно верующая. А такие - благодарны.

Кстати, ты телефон этого бизнесмена имеешь? Дай мне на

всякий случай.

– У меня его визитная карточка в мастерской. Я вам

позвоню. А вас, Лукич, от себя и от имени ваших друзей прошу

спокойно отнестись к бегству Ларисы. Взвесьте все

хладнокровно. Бывают и не такие потери, бывают трагедии,

удары

судьбы и посерьезней. Не все потеряно и для вас, жизнь

продолжается. Вам еще долго жить, и вы еще встретите

женщину, не озабоченную поисками производителя, женщину

постарше и постабильней Ларисы - этой самовлюбленной

девчонки, которую вы вознесли на пьедестал.

У меня не было ни желания ни сил возражать ему, на

меня обрушилась апатия и усталость. Проводив его до

прихожей, я сказал:

– Спасибо, Игорек. Не исчезай и почаще позванивай. И

телефон сообщи мне.

Медленно тянулись дни. Я редко выходил из дома,

только в магазин за продуктами. Я все ждал известий от

Ларисы. Ююкин сообщил мне телефон бизнесмена по

фамилии Денисов. Но практически он не был мне нужен. Кому

звонить, зачем? Что я скажу своему сопернику? Друзья не

забывали меня, заходили, утешали в духе Ююкина. Но я

оставался при своем мнении: я по-прежнему, а быть может

еще сильней, любил Ларису. Я признавал свою вину перед

ней. Почему я позволил себе дать волю чувствам и не погасил

609

любовь в самом начале, а дал разгореться пламенем? На что

я надеялся, что я мог ей предложить? Я пытался мысленно

представить Ларису в объятии этого "торгаша", и сердце мое

сжималось от нестерпимой ревности. Иногда я подходил к ее

портрету работы Ююкина, висящему на стене в гостиной

рядом с моим, впивался в него печальным взглядом и вслух

говорил: "Родная моя девочка, как ты там? Довольна судьбой?

Тебя не обижают? Ну, и слава Богу".

И вдруг я заметил в ее миндальных глазах бездонную

тоску чего прежде не замечал. Что-то умоляющее было в ее

застывшем взгляде, что я не мог дольше смотреть и отвел

глаза. Мне хотелось крикнуть: "Ну что же ты молчишь,

любимая! Ну издай звонок, скажи хоть одно слово, только

одно. Я жажду слышать твой необычный голос, высокий и

густой".

Телефонные звонки были, странные звонки, безголосые.

Никто не отзывался на мое "Я слушаю". На другом конце клали

трубку. Так было и в первые недели после исчезновения

Ларисы, и через месяц, и через полгода. Я догадывался: это

она звонит. У меня не было на нее никакой обиды и претензий

к ней. Во всем я винил себя и свой мужской эгоизм.

Постепенно я свыкся с невозвратимой утратой. Начал

продолжать работу над книгой воспоминаний, посвященной

Ларисе и нашей Любви. Я по-прежнему люблю ее и буду

любить вечно, потому что она открыла в душе моей какой-то