Голубой бриллиант (Сборник)

Шевцов Иван Михайлович

новый с юности желанный мир, зажгла в нем огонь, который не

в силах потушить никаким пожарным.

Однажды, глядя на ее портрет, я как бы услышал ее

голос - просьбу: позвони мне. И я решился набрать номер

телефона господина Бориса Ильича. Ответил женский голос,

очевидно секретарша. Я спросил, как мне связаться с Ларисой

Малининой?

– Представьтесь, пожалуйста, - вежливо, но официально

попросила секретарша.

–

Я ее знакомый.

– У вас, очевидно, есть имя и фамилия, - съязвила она.

Да, разумеется, есть. Егор Лукич Богородский.

– Будьте любезны, оставьте свой телефон. Я передам о

вас Ларисе Павловне.

– Она знает мой телефон.

– Хорошо. До свидания.

Прошел еще месяц после этого разговора. Лариса не

позвонила. У меня появлялась мысль позвонить в Тверь,

610

поговорить с Павлом Федоровичем. Но я отверг ее и уехал на

дачу, отпустив за полгода бороду и усы. У меня пропал аппетит

и я заметно похудел. И, как сказал Виталий Воронин, осунулся

и превратился в бомжа. Да, я перестал следить за собой. На

женщин не обращал внимания, в обществе не появлялся.

Даже к друзьям не заходил. Так продолжалось около года.

На меня нашла бессонница. В котором бы часу я не

ложился в постель, - в десять или в двенадцать, все равно я

не мог уснуть до трех - четырех часов. Я думал о ней, иногда

пытался избавиться от этих дум, но мне это не удавалось, они

атаковали меня со всех сторон, всплывали воспоминания

трогательными эпизодами. Помню, однажды она сказала мне,

что я открыл в ней женщину, что до меня она не знала радости

взаимоотношения полов. Засыпая, я жаждал увидеть ее во

сне. Но тщетно: мне снилась всякая несуразица, чертовщина,

но только не Лариса. Сон мой был не глубокий, какая-то

полудрема. Я ворочался с боку на бок, иногда вставал, ходил

по квартире, как неприкаянный и лишь под утро засыпал.

Однажды ночью в полудреме я очень четко, явственно

слышал ее голос: "Егор!" она позвала меня. Казалось она

была где-то рядом, в соседней комнате. Меня словно током

пронзило. Я включил ночник, встал и вышел в гостиную,

откуда, как мне казалось, раздался ее голос. Включил люстру.

Часы показывали без четверти четыре. Я сел напротив ее

портрета и напряженно уставился в ее лицо, разглядывая

знакомые и родные мне черты. И вдруг я увидел, как губы ее

шевельнулись, точно она хотела мне что-то сказать. Я с

напряжением впился в нее взглядом, и увидел в ее печальных

и необыкновенно прекрасных глазах

слезы. Да, да, они

блестели, переполненные влагой. Я вздрогнул, по всему телу

прокатились колики. Мысли тревожно заметались: это вещее,

она зовет меня на помощь, ей плохо. Спазмы сжимали мне

горло, на глазах навертывались слезы. Я почувствовал себя

беспомощным и виноватым перед ней. В чем состояла моя

вина я не знал. Я чувствовал себя одиноким и ненужным в

этой жизни. Мне не хотелось жить, хотелось просто исчезнуть,

но прежде в последний миг встретиться с ней, сказать

прощальное "прости" и "люблю" и провалиться. Просидев у

портрета с час, я ушел в спальню и уснул. Разбудил меня

телефон. Междугородний судя по частым тревожным звонкам.

Было начало двенадцатого. За окном светило солнце. Я взял

трубку, но никто не отзывался на мой голос. И я решил:

611

звонила Лариса. Мне стало легче: значит она жива и помнит

меня. И есть надежда еще увидеться.

Глава двенадцатая

ЛАРИСА

Вот уже месяц, как я референт президента фирмы

Бориса Ильича Денисова. Должность референта придумана

самим шефом, - на самом деле я его любовница со всеми

вытекающими обязанностями. При том, любовница без любви,

как предмет для его похотливых увлечений. Он, будучи

цинично откровенным, так и сказал однажды "Я тебя

приватизировал, и ты должна беспрекословно исполнять все

мои требования". Это было сказано в грубой форме, когда он

пожелал орального секса. Я решительно отказалась, заявив

ему, что не могу.

– Для меня нет такого слова "не могу", - властно сказал

он.
– Для референта есть слово "слушаюсь". Все другие могут,

а она, видите ли не может.

– Для этого у меня есть особая причина, - попыталась я

объяснить.
– Ты же знаешь, что я глубоко верующая и не могу

позволить себе греха. А то, что ты требуешь - это грех. Я

строго придерживаюсь заповеди: "И не введи мя во

искушения". Ты должен считаться с моей верой и убеждениями

и не принуждать меня к греховным деяниям.

– Ты должна знать народное изречение: в чужой

монастырь со своими молитвами не ходят, - парировал он.

– Значит, я ошиблась монастырем: он не для меня, -

решилась я на дерзость. На самом деле ссылка на "грех" была

использована мной, как уловка. Но он, кажется, поверил и не

стал настаивать на своих притязаниях: для этого занятия у