Голубой бриллиант (Сборник)
Шрифт:
бросаются.
– Маша говорила это как бы между прочим, походя
роясь в детских книжках.
– А его нищий ветеран меня просто
потряс. В нем воплощена вся трагедия России, вся боль
народа.
– Нищий ветеран? Я такого у него не заметила.
– А "Три грации" или, как он называет, "Женский пляж" ты
тоже не видела?
– Нет, - сбитая с толку, сдержанно ответила Лариса
Матвеевна, и лицо ее выражало суровое недоумение.
–
сообщила Маша, когда Настенька подала ей свою любимую
книжку про Красную шапочку и попросила прочитать.
Лариса Матвеевна еще минуту постояла в молчаливой
задумчивости, хотела что-то сказать по адресу Иванова, но
передумала и, как бы вспомнив, торопливо сообщила:
– Тебе звонил какой-то Панов. Спрашивал, связалась ли
ты с кооператором? Что за кооператор и зачем тебе с ним
связываться? - Она смотрела на дочь с предостерегающей
озабоченностью и тревогой. Маша не ответила: она читала
Настеньке книжку, и озадаченная Лариса Матвеевна ушла на
кухню.
146
Позанимавшись с дочкой, Маша решила позвонить
кооператору, которого ограбили рэкетиры. Когда она назвала
фамилию Панова, тот согласился встретиться с ней и
рассказать для печати всю криминальную одиссею,
произошедшую с ним и его братом. Звали кооператора
Леонидом Ильичом. Он в категоричной форме заявил, что
встретиться может только сегодня или никогда. День подходил
к концу, а условие "сегодня или никогда" заинтриговало Машу,
и она решила: пусть будет сегодня. Оставив матери (на всякий
случай) номер телефона кооператора, Маша, не теряя
времени, поехала. Офис Леонида Ильича располагался в
центре Москвы в старом доме и состоял из трехкомнатной
квартиры, обставленной без особого шика, но со вкусом.
Принимал журналистку представитель нового зарождающегося
класса в своем кабинете, меблированном скромно: никаких
излишеств, только самое необходимое - письменный стол, два
полумягких кресла, несколько таких же полумягких стульев,
простенький книжный шкаф и сейф.
Внешне этот Леонид Ильич ничем не походил на своего
тезку "несгибаемого миротворца". Это был рослый высокий
блондин лет сорока, голубоглазый, круглолицый, с бегающим
взглядом, отражавшим инстинкт осторожности. Журналистку
принял с провинциальной галантной вежливостью,
демонстрируя свою принадлежность к интеллигентам-
интеллектуалам. Усадив Машу в кресло напротив себя, он
бесцеремонно раздевал ее масляными порхающими глазками,
говорил
превосходства. Маша включила диктофон.
– То, о чем я вам вкратце расскажу, может стать основой
для увлекательного детективного романа, - начал он,
величественно откинувшись на спинку кресла. Сонное
выражение его лица демонстрировало усталость и
благодушие.
– Я предлагал Вите Панову, но он в этом жанре не
дока и рекомендовал вас. Я читал один ваш материал в вашей
газете. Откровенно говоря, я не сторонник вашей газеты, этой
смеси большевизма и поповщины, но ваше творчество мне
нравится.
– Усталым и в то же время беспокойным взглядом он
прошелся по всей фигуре Маши и остановился на ее глазах,
закусив губу. После испытующей преднамеренной паузы
продолжал:
– Мы с Юлианом - это мой младший брат - создали
кооператив в самом начале перестройки. Дело у нас быстро
пошло на лад, появились ощутимые результаты в виде
147
солидного по тем временам капитала. Я говорю "по тем
временам", потому что сегодня по сравнению с
преуспевающими Артемами Тарасовыми, Боровыми и другими
китами бизнеса, наши успехи можно считать весьма
скромными. Но тем не менее... Как говорится на юге - там где
сладости, появляются и осы. Появились они и у нас в виде
рэкетиров. Что это за явление, кто они, думаю, нет нужды вам
объяснять. Это - паразиты-уголовники, жестокие, алчные,
лишенные каких-либо моральных принципов и вообще
человеческого облика. Они заманили брата в ловушку,
завязали ему глаза и увезли в один жилой дом не окраине
Москвы. Там они впихнули его в ванную комнату и сняли
повязку с глаз. Это чтоб он потом не смог описать квартиру. От
него потребовали миллион рублей выкупа. Говоря откровенно,
у нас тогда просто не было таких денег. Брата жестоко избили -
это они умеют, и грозили убить, если не получат требуемого
выкупа. Я получил от брата записку, в которой он умолял меня
сделать что-нибудь для его спасения. А что сделать? Надо
платить. Но такую сумму, и за что? Каким-то подонкам, вы
меня понимаете? Миллион! В милицию я не стал заявлять, я
опасался за жизнь Юлика. Эти головорезы, выродки ни перед
чем не остановятся. Я пошел на связь с их представителем.
Начались торги. Я убеждал их, что нет у меня таких денег, я
умолял. Сошлись наконец на половине требуемой суммы -