Гончие Габриэля

Стюарт Мэри

Определенно, эта ночь стала для меня временем сплошных потрясений. Я уже прошла две трети пути по берегу озера, когда мягкое "Кристи" заставило меня остановиться как вкопанную. Вслед за этим от темного дверного проема отделилась тень, в которой я узнала своего кузена.

Я судорожно сглотнула и яростно, хотя и не вполне справедливо, накинулась на него:

– Ну ты, атлет-скалолаз... Ты же напугал меня! Я подумала, когда ты забрался?

– Прямо перед его приходом.

– Так, значит, ты его видел?

– Точно. Это Лесман?

– Да. Он вошел через дверь

вон в том конце сада. Собаки, наверное, что-то...

– Черта с два. Он зашел с острова, - коротко произнес Чарльз.

– С острова? Как это?

– Говорю тебе, я его видел. Когда я уже дополз до середины стены, то услышал какие-то странные шорохи, поэтому стал передвигаться с особой осторожностью, а у подоконника решил немного повременить, прежде чем забираться внутрь. Увидел, как ты с собаками идешь по дорожке. Я позволил вам отойти в дальний конец, но сам уже не мог больше там висеть и пролез в окно. И тут я увидел, как он идет по мостику.

– Но... ты уверен?

– Ты что, шутишь? Да он всего метрах в двух прошел от меня. Я весь искололся, пока прижимался к стволу груши - чудная какая-то, вся в шипах... А когда он прошел, я проскользнул в одну из комнат и спрятался.

– Но если он все это время находился на острове, то не мог не видеть, как я открываю окно. Эти ставни так ужасно скрипели. Он не мог не догадаться, зачем я его открываю, а если догадался, то почему же не нагрянул неожиданно иди не выждал, чтобы посмотреть, что я замышляю? Чарльз, не нравится мне все это. Можно, конечно, говорить, что даже если бы они тебя схватили, то и тогда ничего страшного не произошло бы, но это ведь такое место, где в тебя запросто могут пальнуть из ружья или еще из чего-нибудь, причем просто так, наугад. И почему он не выждал? Что он сам собирался делать?

– Моя дорогая девочка, не надо кипятиться. Если бы он в самом деле увидел, как ты сражаешься со ставнями, то уж обязательно поинтересовался бы в чем дело. И какие бы мысли у него при этом ни возникли, непременно прервал бы твои старания. Таким образом, совершенно ясно - он тебя не видел. Что и требовалось доказать.

– Пожалуй...
– кивнула я и быстро добавила:

– Теперь я начинаю кое-что понимать. Собаки могли быть на острове. Я видела Стара - это тот, что покрупнее - у моста, а перед тем как подошла Софи, послышался всплеск воды, да и она была вся мокрая. Может, Лесман услышал, как они там возятся, и пошел прогнать их оттуда?.. Нет, это не годится, поскольку в таком случае он обязательно увидел бы меня. Но то же самое было бы и в том случае, если бы он вошел через дверь в дальнем углу сада. Он просто не мог не пройти мимо меня. Нет, я сдаюсь! Чарльз, скажи, ради Бога, что все это значит? Зачем ему понадобилось врать?

– Не знаю. Но когда мы узнаем "как", то будем знать и "почему". А в углу действительно есть дверь?

– Понятия не имею. Я лично ее не заметила. Там все страшно заросло, да я особенно и не смотрела - ведь по нашим предположениям это не то место, где находится потерна.

– Так что, надо посмотреть, да? Ведь как-то он вошел, причем явно не через главный вход. И если все это время он находился на острове

и при этом не подкрался к тебе сзади, мол: "Чем это ты тут занимаешься, а?" - то хотелось бы мне знать, почему он так поступил. Кстати, главный вход заперт?

– Я сама его заперла.

– Миленькая сладенькая Кристи всегда была радостью моей жизни. А это еще что за чертовщина?

– Павлин. Ты поосторожнее, они спят.

– Вот так, по-воровски, крадучись, они вершили свои темные дела. Кстати, ты что-нибудь видишь в этой темноте?

– Пока. Кстати, как и Лесман. Или ты думаешь, что если бы он регулярно совершал свои ночные обходы по такому месту как это, то стал бы подсвечивать себе фонариком? А свой ты, похоже, прихватить не додумался?

– Все-то ты меня попрекаешь, все-то ты ко мне несправедлива. Впрочем, попробуем пока обойтись без фонаря.

– Что это ты сегодня такой веселый?

– Опьянен твоим присутствием. И мне это по-настоящему приятно.

– Мне тоже приятно, что ты здесь.

– Осторожнее, справа от тебя та самая колючая груша, - сказал кузен. Он отогнул ветку в сторону и как бы ненароком обнял меня за плечи, пропуская вперед.
– Похоже, вот и твоя дверь.

– Где?

Он указал:

– Вон под теми зарослями.

– Фу, крестьянин невежественный, это же жасмин. Слушай, здесь ничего не видно. Может, посветишь немного? Да, вот так... ага!

– Что значит "ага"?

– Смотри, - сказала я.

Чарльз посмотрел. Нельзя было не заметить, что именно я имела в виду. Это действительно была дверь, неимоверно ветхая и древняя, однако никто - ни собаки, ни человек - уже долгое время через нее не проходили. Перед ней росла сорная трава высотой сантиметров тридцать, а петли, на которых она висела, были настолько окутаны коконами паутины, что напоминали маленькие мотки шерсти.

– И в самом деле "ага", - сказал кузен.
– Но какая повсюду чудесная паутина - это на тот случай, если мы вдруг подумаем, будто ее когда-то, а точнее, совсем недавно открывали. И как избито, стереотипно... впрочем, вещи только тогда и становятся стереотипами, когда посредством их легче всего выразить ту или иную мысль. Нет, дверь эта не открывалась с тех самых пор, когда в 1875 году старый эмир пробирался через нее в свой гарем. Если я не ошибаюсь, мы сейчас находимся во владениях иных существ, имя которым пауки. Итак, здесь наш Джон Лесман не проходил. Я так и думал. Ну, Гораций, пошли отсюда, пошли.

– Но с острова просто не может быть прохода, - бесцветным тоном проговорила я.

– А вот мы и посмотрим, - резонно заметил Чарльз.
– Ого!
– Луч фонарика, узкий, яркий и мощный пробился сквозь заросли у основания стены и осветил надгробие - обрамленную каменной кладкой плоскую плиту с глубоко выгравированным на ней словом: "ЯЗИД".

– Кладбище какое-то, - проговорил Чарльз, поводя фонариком по сторонам. Еще одна плита и еще одна легенда: "ОМАР".

– А ну-ка, посвети. Боже правый!
– воскликнула я.
– Неужели и вправду кладбище? Здесь? Но почему же?.. И потом, здесь только мужские имена. Не может быть, чтобы это...