Good Again
Шрифт:
— Пит! — заорала я, и он от этого остановился. — Пожалуйста, иди сюда. — сказала я уже мягче, простирая к нему руки. Он огляделся по сторонам, на то, как он меня удерживал, на то, в какой я была позе и явно был смущен.
— Что…? — прошептал он.
— Я сказала, иди сюда. Давай. Закончи так, — произнесла я с немалым облегчением, увидав, что его зрачки вернулись к своему нормальному размеру. Он позволил себе опуститься в мои объятья, и принять от меня нежный поцелуй, его член был все еще внутри меня — твердый, готовый. И я медленно вильнула тазом, пытаясь поощрить его продолжить. Он посмотрел вниз, на самого себя, на меня и подарил мне долгий, медленный поцелуй, и продолжил движения во мне, теперь уже шевеля бедрами гораздо медленнее. Мы снова превратились в переплетение рук и ног, и его ритм
— Прости, — пробормотал он, когда он совладал с собой и у него снова прорезался голос, но в его речи уже ощутимо чувствовалась тягучая сонливость.
— Все хорошо. Ты просто слегка увлекся, вот и всё. Теперь все прекрасно, — прошептала, играясь с его волосами, его голова покоилась у меня на груди. Но единственным ответом мне было его ровное дыхание. Он полностью вырубился, как после любого из своих приступов. Тихонько выскользнув из постели, я принялась искать халат и краешком глаза увидела свое отражение. Не в силах сразу поверить своим глазам, я на цыпочках, как была, голая, пошла в мастерскую Пита, где было самое большое в нашем доме зеркало. Включив там свет, я повернулась, чтобы как следует себя разглядеть. И она была все еще там, цепочка синяков, засосов, которые оставили на мне его губы. Пурпурные и синие следы от его губ и зубов спускались с моей шеи на грудь, были обильно рассыпаны вокруг сосков и по животу и исчезали в волосах на лобке, снова объявляясь на внутренней поверхности бедер. Кроме того, я увидала синяки - следы железного захвата его пальцев - на внешней стороне бедер, и даже смуглый оттенок моей кожи не мог скрыть эти отметины. Любой, кто увидел бы меня сейчас, решил бы, что меня избили, и вряд ли смог себе вообразить с каким упоением я невольно поддалась подобным сладострастным истязаниям.
Пит пометил меня, и знаки того, что я принадлежу ему, остались по всему моему телу. Я так и застыла в изумлении, и была даже рада, что он уснул, и я могу все обдумать, не заботясь пока о том, как он отреагирует.
Только в одном я была совершенно уверена — если одни только мысли о том, что Гейл возвращается, ввергли Пита в череду повторяющихся эпизодов, то когда тот и впрямь появится, следует ждать чего угодно. И внезапно я жутко рассердилась и всем сердцем кляла грядущий визит Гейла.
___________________
* Обманут и ослеплен. Перевод Psychea. Полный текст песни и перевод доступны на:видео песни здесь http://www.last.fm/ru/music/Led+Zeppelin/_/Dazed+and+Confused
Комментарий к Глава 35: Обманут и ослеплен
Комментарий автора: Эта глава и три последующие обещают быть несколько грубоватыми. Поэтому обращайте внимание на предупреждения, чтобы написанное не стало для вас неприятным сюрпризом.
Комментарий переводчика: Эта глава – подарок для любителей Dark Peeta в его каноном варианте. Но не могу не отметить, что некоторые мотивы вновь ужасно тесто перекликаются с трилогией про «пятьдесят оттенков». Вот хотя бы история про засосы, которыми «пометили» героиню – хотя причины их появления и разнятся. И сценка с разглядыванием синяков в зеркале – один в один. Специально сличила. Сравните и вы: «С ужасом смотрю на красные отметины у себя на грудях. Засосы… Я смотрю на свое отражение в зеркале. На запястьях остались красные рубцы от наручников. Потом, конечно, появятся синяки… Да уж, я выгляжу как жертва несчастного случая». («На пятьдесят оттенков темнее», Глава 3, стр. 69.)
========== Глава 36: Министр Обороны ==========
Предупреждение: Отсылка к сексуальной агрессии
Ты не имеешь права спрашивать, как я себя чувствую,
Ты не имеешь права говорить со мной таким добрым тоном,
Мы не можем продолжать это впредь в том же духе,
Ведь мы теперь далеки и живем отдельными друг от друга жизнями.
из песни Separate Lives Фила Коллинза
Я тщательно изучила свои шею и грудь, проследив цепочку засосов, которые оставил на мне Пит, разглядев следы от его пальцев на бедрах и покраснения там, где сам он бешено врезался в меня. Скосив глаза я углядела синяки и на ягодицах. Сердце так и скакало в груди, я балансировала на грани изумленного ступора и паники. Кровоподтеки
Тряхнув головой, я набрала в грудь побольше воздуха и вернулась в спальню, где преспокойно похрапывал Пит. Я все еще была измотана и жаждала поспать еще хотя б часок, но вихрь путаных мыслей в голове все равно не дал бы мне забыться. И я пошла в ванную на первом этаже, выкрутила там краны, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Однако, когда я опустилась в набранную воду и стала мыться, на ощупь кожа была нежной, саднила лишь местами.
Я думала о том, чтобы позвонить Джоанне, рассказать как было дело и спросить — насколько это все нормально, но тут же отбросила эту мысль, смущенная перспективой делиться подобными вещами с посторонними. И мне не нужно было чужое мнение о том, что я и сама уже начинала понимать. Все это было не нормально, и не могло считаться нормальным ни при каком раскладе. В лучшем случая я позволила себя отыметь охморенной версии Пита. В худшем — все это было частью самого Пита, его гибридной версией, которой он, осознанно или нет, дал над собой полную власть, и она объединяла в себе все то, чем Пит не являлся: ревность, чувство собственности, жестокость и желание унизить. Нужно было еще как следует обдумать и выяснить, отчего вместо того, чтобы напугать меня, встреча с этим Питом до чертиков меня возбудила, как будто его злобная версия потакала и моим темным желаниям. И осознание это пробудило то слишком хорошо знакомое чувство ненависти к себе, которое мне сейчас испытывать вовсе бы не хотелось.
Во всяком случае, я могла его остановить, сбить с него это упоение своей властью, но мне тогда казалось, что все у меня под контролем до такой степени, что я и думать забыла о страхе за свое благополучие. И я не могла никак проверить — не был ли контроль лишь ужасной иллюзией, которая заслонила от рациональной части моего сознания то, что я сразу должна была распознать. В этот момент поддерживать для себя миф о том, что Пит все еще является собой, что он цел и невредим, было для меня важнее собственной жизни, и по этой же причине я не замечала поначалу его приступов, когда он только вернулся в Двенадцатый. Мое сознание было затуманено любовью, потребностью в нем, страхом потери, и оттого я не могла разобрать что же на самом деле происходит.
***
Мне не хотелось, чтобы Пит узнал о синяках. Я припомнила еще один случай несколько месяцев назад, когда во время приступа он швырнул меня на пол и разбил мне лицо. Стоило ему увидеть следы того, что он наделал, и он отправился паковать вещи, собираясь от меня уйти. Он бы и впрямь съехал на квартиру над булочной, не приключись у меня из-за этого нервный срыв. И я была не готова пережить еще один подобный инцидент после того, что тогда пережила. Скрыть синяки на шее я решила, застегнувшись до самого горла, хотя в натопленной пекарне от этого было душновато.
В лихорадочном темпе дня я вскоре забыла, что мне нужно что-то скрывать, и это было даже забавно, потому что меня саму больше всего беспокоила отнюдь не шея и даже не грудь. Когда мы сели ужинать, оказалось, что сидеть-то мне как раз больнее всего. И я всячески старалась незаметно облегчить свои страдания, то и делом вскакивая с места под тем или иным предлогом. Но когда пришла пора смотреть телевизор, я так и ерзала на месте. Пит, как всегда наблюдательный, потянулся, чтобы сжать мое бедро, и его большая ладонь коснулась как раз больного места, пострадавшего минувшей ночью. Не готовая к такому, я так и подскочила на месте и не смогла сдержать короткого болезненного вздоха.
— Ты в порядке? — спросил он.
— Да, я просто стукнулась там, куда ты сейчас дотронулся, — солгала я, и он мне поверил.
Но то, как я елозила на месте, не укрылось от его внимания, и когда он снова ко мне повернулся, взгляд его был уже пристальным и изучающим. И потом его лицо вдруг застыло, как будто он что-то для себя понял.
— Пойдем со мной наверх, — поднявшись с места, он взял меня за руку.
Мне ничего не оставалось, как только последовать за ним. Когда мы оказались в спальне, он стал расстегивать мою блузку. Я пыталась протестовать и обмахиваться, но он взял обе мои руки и стал их целовать.