Good Again
Шрифт:
— Отгадай, что я из него сделаю?
Вынырнув из своего внезапного ступора, я переспросила, пожалуй, слишком резко:
— Что?
— Ну, ты же принесла белку…
И как только до меня дошло о чем это он, я захлопала в ладоши прямо как ребенок:
— Сырные булочки?
— Уговор дороже денег. Хочешь мне помочь?
— Да! Ты его весь используешь? — спросила я застенчиво. Я была готова добавлять такой сыр буквально в любое блюдо.
Он с пониманием ответил:
— Оставлю кое-что тебе.
— Ладно, — мой жизненный опыт не позволял мне недооценивать значения еды, особенно такой хорошей.
Пит приступил к делу, и я пыталась быть ему полезной, подавая ему то, что он просил. Но по большей части я просто путалась у него под ногами, пока
У меня в голове мелькнула шальная мысль, что он мог бы так же обращаться и со мной, и от нее у меня подогнулись колени.
— Надеюсь, там осталось достаточно сыра, чтобы хватило для начинки, — подколол он меня, вытирая руки о фартук.
Я с усилием сглотнула.
— Большую часть я оставила, — сказала я смущенно, все еще немного подкошенная тем, что он делал с тестом. Да что со мной такое?
— Не волнуйся, сыра я заказал с запасом, — улыбнулся он. — Но нам надо подождать, пока поднимается тесто, — он ненадолго замолчал, как будто просчитывая что-то про себя. — Как ты поговорила с Доктором Аврелием?
Это тут же меня отрезвило. Что тут скажешь. Я поделилась с Доктором Аврелием всем, чем только могла. Это был долгий и суровый разговор, так что в своем его описании я сосредоточилась на результатах.
— Лучше, чем я ожидала. И завтра я собираюсь на охоту.
Пит явно был озадачен.
— И как это между собой связано?
— Доктор Аврелий хочет, чтобы я попробовала делать то, что любила делать до Игр. Так что охоту он мне задал в качестве домашнего задания.
— А разве ты сама не любишь охотиться? — Пит недоуменно сдвинул брови.
И как я могла это ему объяснить? Что все, что я делаю, когда его нет рядом, почти не имеет для меня смысла? Что некоторые вещи, вроде похода в город, слишком меня нервируют, ну, а другие, такие, как охота, слишком для меня болезненны.
— Меня уже ничто не радует так, как раньше, Пит. Думаю, Доктор Аврелий хочет помочь мне с этим разобраться. Потому что иногда мне не хочется даже поутру вылезать из постели, настолько все порой кажется никчёмным, — к концу фразы мой голос почти затих.
От моих слов на лицо Пита набежала горестная тень. Он притянул меня к себе, и мы довольно долго стояли так, обнявшись. Потом он заговорил, пряча губы в моих волосах:
— У меня такое чувство обычно бывает после приступа. Как будто бы я полностью опустошен, и никогда уже не смогу быть счастлив. В такие минуты я стараюсь думать, что нечто лучшее еще ждет меня впереди, понимаешь? А, думая о родителях, о братьях, я воображаю себе, что что-нибудь хорошее еще последует за всеми этими потерями. И что в страданиях будет смысл, только если я сам его найду.
Я обняла его крепче, ощущая, как меня переполняют восхищение, надежда и печаль, смешанные
— Это, — я стиснула его, чтоб подчеркнуть свою мысль. — имеет для меня значение. Ты заставляешь меня хотеть снова жить дальше, — прошептала я, уткнувшись ему в грудь.
И он, чуть отстранившись, взял меня за подбородок, чтобы я на него взглянула. Он смотрел на меня так, как всегда смотрел, когда собирался что-то сделать. И, догадавшись, что за этим последует, я почувствовала, как у меня перехватило дыхание. Он же провел по моим губам подушечкой большого пальца, сначала вдоль, потом сверху вниз, чуть задержавшись на моей нижней губе, как будто изучал её. Потом его лицо преодолело пространство между нами, и его губы осторожно накрыли мои. Слегка приоткрыв рот, я чувствовала, как он нежно прокатывает мою верхнюю губу между своих губ, как он дегустирует меня сперва лишь кончиком языка, прежде чем двинуться дальше. Прикосновение было деликатным, но ощущение от его языка у меня во рту пропустило сквозь мое тело мощный электрический разряд. Он повторил свой маневр и с моей нижней губой, тихонько прихватив ее зубами, немножко потянув. Мой язык тоже ринулся вперед, ему навстречу, и, пока наши губы были неразлучны, и языки двигались в унисон. Его рот был таким невероятно теплым, что я почувствовала, как и мой увлажнился — мне уже хотелось большего. Я целовала Пита тысячи раз — во время Тура Победителей, и до, и после, но лишь несколько поцелуев были особенными, принадлежали только нам: в пещере, на пляже, тот, что случился вчера вечером, и эти, на его кухне, что перетекали сейчас из одного в другой, как бесконечный танец. Эти поцелуи принадлежали только нам, они были осенены священным ореолом, как все, что мы делали вместе: вступали ли мы в союз ради сохранения жизни или всего лишь пекли булочки. Когда таймер наконец сработал, мои губы уже припухли от поцелуев, но я ими так и не насытилась***.
В глазах у Пита теплился тлеющий огонь, и он погладил меня по щеке. Чмокнув меня в кончик носа, он меня отпустил. Глубоко дыша, он переключил всё свое внимание на то, чтобы раскатать тесто и наделать из него шариков, показывая мне как правильно класть в тесто сыр. Меня все еще трясло от недавних поцелуев, но такая планомерная работа постепенно меня успокоила. Разложив заготовки на противне, и намазав их смесью из подсолнечного масла, чеснока и мелко нарезанной петрушки из сада, мы сунули их в печь. И пока они пеклись, мы убрались на кухне, болтая о салате и разных видах зелени, которые пора было собирать. Пит уже изучил систему заготовки овощей на зиму. У него уже был наготове дуршлаг с рукколой, которую он даже успел промыть. Меня очаровали эти ее листья, темно-зеленые, с тугими прожилками, которые оканчивались на заострённых концах.
На стол мы накрывали вместе. В дополнение к сырным булочкам и салату на ужин у нас было вчерашнее тушеное мясо. Мне не дано было начать выбрасывать хорошую еду. Пока я расставляла стаканы, Пит отложил изрядную порцию для Хеймитча и снес её нашему ментору. Когда же он вернулся, то застал меня с половинкой сырной булочки в зубах, и взглянул на меня искоса. А я лишь пожала плечами, и удивилась тому, что, оставляя меня наедине с такой вкуснятиной, он вообще мог ожидать, что я на неё не кинусь.
Тем более что на столе не было блюд, которые бы мне не нравились. Хеймитч приготовил более чем сносное рагу из белок. А сырным булочкам точно не светило дожить до завтрашнего утра, это я знала наверняка. Да и салат из рукколы был таким необычным, что я его вообще не собиралась оставлять Питу.
— Это удивительно, — сказала я, не переставая жевать.
— Она горьковата, но лимон и соль оттеняют ее вкус, — заметил Пит, смакуя хрустящую зелень.
Когда тарелки опустели, я так объелась, что чувствовала — еще чуть-чуть, и я просто лопну. Я была так рада сырным булочкам, но еще и тому, что Пит именно этим кулинарным изыскам Пит посвящал свой досуг, пока лечился в Капитолии. Это было еще подтверждение его всегдашней жизнестойкости, и, ни говоря ни слова, я удивила его, поцеловав прямо в губы. И Пит как будто просиял от внезапно нахлынувших чувств.