Good Again
Шрифт:
— Несешь из дома? — спросила она, когда мы пошли с ней бок о бок.
Я кивнула, смущенная тем, что она поняла мои намерения.
— Эдна всегда рада тебе, — сказала Сальная Сэй, шагая со мной в ногу. Я вопросительно на нее посмотрела. И с чего я взяла, что мои визиты в приют останутся незамеченными? Шлак был таким тесным мирком, особенно теперь, когда так мало людей в нем осталось, так что все всё и про всех знали. Но мне от этого было очень даже не по себе.
— Эдна? — переспросила я, густо покраснев. Я мельком видела нынешнюю заведующую приютом и до войны, но лично
— Миссис Айронвуд. Ну, она была замужем, но ее муж погиб под бомбежкой. Они не завели своих детей, чтобы не посылать их на Жатву. У всех этих женщин нет своих детей — такие вот дела, — я кивнула в знак того, что понимаю, о чем идет речь, тем более, что и сама была согласна с такой вот жизненной позицией.
— И как она оказалась во главе приюта? — поинтересовалась я.
— Ну, Эдне было очень одиноко в Тринадцатом. Наверное, она пыталась пережить смерть своего мужа, вот и занялась сиротками Двенадцатого, чтобы и они не маялись одни. Самых младших помогла распределить по семьям, — Сальная Сей печально покачала головой. — Но остальных не удалось пристроить. Ну, знаешь, тех, кто постарше, кто болен, их никто не хочет брать к себе. Вот и взялась за них сама.
Пит был прав. Так маленькая девочка, дочка погибших торговцев, с переломанными ногами была никому не нужна, а тощие шлаковские сироты — и подавно.
— Она хорошая женщина, хотя до восстания даже телефона никогда в глаза не видела. Но, знаешь, она прямо в Капитолий позвонила, чтобы в приют на работу направили несколько шахтерских вдов. А когда пришла за помощью к мэру Гринфилду, тот нашел кое-какие деньги на школу и разместил приют в бывшем шахтоуправлении, раз старое здание сгорело.
— Впечатляет, — я произнесла это от души. И что мы будем делать без нынешнего мэра? До меня дошло, что мы ведь все делаем общее дело — пытаемся как-то выкарабкаться из руин после войны. Но кое-кому удавалось при этом являть собой пример благородства и широты души.
— Она — хороший, добрый человек, — сказала Сэй с нескрываемым восхищением. — Так же, как и ты, девочка, — и потом замолчала, хотя мы все еще шли рядом, оставив меня наедине с моими мыслями.
Вскоре я оказалась у двери приюта. Сальная Сэй решила зайти туда вместе со мной, и я была ей за это благодарна, так как чувствовала себя не в своей тарелке, так много всего узнав для себя о новой приютской заведующей. Сэй даже стучаться не стала, просто открыла дверь и вошла, и я следовала за ней, как на буксире.
— Всем здрасьте! — выкрикнула она, оповещая о своем приходе.
— Сэй, я в кухне! — отозвался голос откуда-то слева от нас.
Мы дошли до конца коридора, и я до моих ушей долетел равномерный стук мяча об асфальт. Выглянув из-за плеча Сэй в окно, я поняла, что дети играют на заднем дворе. И остановилась, чтобы на них посмотреть: мальчишки постарше гоняли мяч по едва подсохшей земле, те, что помладше, держались в стороне: кто-то играл, кто-то бесцельно слонялся вдоль забора. Одна из воспитательниц — теперь я знала, что ее зовут Мэйлб Берч — толкала инвалидное кресло белокурой девочки,
Попав в кухню, мы увидели, что миссис Айронвуд бьется над прочисткой дровяной печи, даже на лбу у нее виднелись темные пятна золы. Она поспешно вытерла руки о фартук.
— Представляешь, дымоход засорился, с утра с ней вожусь, — она как будто продолжала прежний разговор. Засор — обычное дело для этих дровяных печей, а с этой, такой здоровой, и наверняка — с длиннющей трубой, конечно же, придется повозиться. — Простите мою невежливость, мисс Эвердин. Но мне не оторваться — дети нынче еще даже не ели.
Я лишь кивнула в знак того, что понимаю их бедственное положение.
— Можете готовить пока на моей кухне, Эдна. Это же рядом, — предложила Сэй, и они что-то принялись горячо обсуждать. Я же тем временем занялась простукиванием печной трубы, прислушиваясь к издаваемому ею в разных местах звуку. Судя по тому, как она мне отвечала, внутри было полно копоти**.
— Нет, — сказала я резко, и потом уже более мягким тоном, уточнила. — Сколько вас всего?
— Пятнадцать… — миссис Айронвуд замялась.
Прихватив на столе карандаш и клочок бумаги, я быстро застрочила. Потом вручила записку Сальной Сэй.
— Отнеси это прямо в пекарню, Питу, — Сэй и миссис Айронвуд пытались протестовать. – Нет, прошу, не отвергайте нашу помощь. — пробормотала я, убирая содержимое своей охотничьей сумки в холодильник. — А я разберусь пока с этой трубой.
Две пожилые женщины взирали на меня с заметным удивлением, так, что я даже смутилась, но, справившись с собой, переключила все свое внимание на засор, и Сэй вскоре потопала к выходу.
Я молча трудилась, скребя ершиком на длинной ручке по дымоходу, но коварная труба мне всё никак не поддавалась, осыпая меня дождем золы. Мне вспомнилась маленькая дровяная печка в нашем старом доме и то, как мой отец, вечно покрытый угольной пылью, раздражение по этому поводу моей обычно кроткой матери. Очаг был довольно примитивным, но трубы регулярно забивались от золы или каких-то посторонних предметов, которые могли попасть в них сверху, и это было опасно — можно было угореть.
Миссис Айронвуд помогала мне, убирая осыпавшуюся золу, сгребая в совок и отправляя в мусор. За работой она не переставая говорила со мной:
— Когда ты первый раз пришла и принесла нам оленя, я была просто поражена. Думала, отчего ты, именно ты, пришла и принесла нам разом столько мяса. — она потрясла головой, и снова заговорила. — Никак не думала, что ты придешь снова. Ну, помогла разок, пожалела. Но ты стала приходить все время. Спасибо, девочка.
Я молча ей кивнула, не переставая терзать трубу. Но она еще не все мне сказала.
— Теперь я больше не думаю, отчего ты приносишь нам мясо. Думаю, ты тут затем же, зачем и я сама. Невольно думаю, что Карл одобрил бы то, что я делаю после того, как он погиб, — она вновь отвернулась к мусорной корзине. Я была ей благодарна, что ответа от меня она не требует, и просто трудилась, хотя ее слова все еще вертелись в голове.