Good Again
Шрифт:
— Пожалуйста, Пит, — я едва могла дышать.
И тогда он слегка попятился и врезался в меня, пальцы его свободной руки глубоко впечатались в мое бедро. Я хрипло ахнула: «Да! Да!», когда он стал молотить по мне сильнее, так что кровать протестующе заскрипела. Его всхлипы смешались с моими, и мы с ним были в эту минуту один чистейший секс — два совокупляющихся тела, которые бьются друг о друга, в стремлении сплестись еще теснее, быть еще ближе, хотя уж ближе некуда. Он снова с силой шлепал меня по бедрам, по ногам, по спине, так сильно, что у меня из глаз брызнули слезы. И бормотал что-то, чего я не
Когда я стала отходить от своего оргазма, он все еще бы внутри меня, по-прежнему твердый и пульсирующий. Он снова замедлил свой темп, и опять принялся играться с моим задом, нажимая внутри меня пальцем. Я задрожала в ответ, однако не была уверена, на самом ли деле мне нравится подобное внимание. Это было странно и в некотором роде для меня неловко. Он вышел из меня и как-то сдвинулся чуть вверх, и до меня только через пару секунд дошло, что же он собирается сделать. Он пристраивался к другому входу и начал осторожно туда давить.
Извиваясь, я постаралась от него ускользнуть, но он схватил меня за бедра и притянул к себе.
— Прошу, Пит, не надо так. Я к этому не готова.
В его голосе послышалась насмешка:
— Неужто ты смогла сказать «нет» Гейлу?
Может, сказался слишком длинный день, может — избыток переживаний, но внутри меня в этом миг что-то хрустнуло, надломилось. И я остро прочувствовала в какой невыгодной, уязвимой позиции я нахожусь, и что мой любовник, который уже так много от меня только что получил, все еще хочет меня взять, причем вовсе не так, как мне бы хотелось. Я была в своем праве отказать ему, а эти несколько слов были не просто злобным наветом, но попыткой оскорбить меня, обвинить в том, что я могла уступить чьим-то домогательствам, и от этого все во мне так и восстало. Я любила Пита, слепо и безусловно, но мог гнев стал вскипать, как магма в жерле вулкана, и уже застил мне глаза. С меня было довольно!
— Я не позволила ему, и тебе не позволю, — прорычала я, перевернувшись на спину и выбираясь из-под него, инстинктивно сомкнув колени. Теперь я могла снова как следует его рассмотреть.
Сверху на меня глядели два темных бездонных омута, и я поняла, что Пита рядом со мной сейчас нет и в помине, если сегодня ночью он вообще здесь был. Мой Пит никогда бы не посягнул на нечто столь ключевое, как мое неотъемлемое право получать в постели удовольствие. Я кляла себя за жалкую неспособность выносить одиночество, за то, что мне не хватило мужества пережить еще одну ночь без него. Какая же я была дура!
— Ты ушла на весь день. Откуда мне знать, чем вы там двое занимались? — допытывался он, подползая ко мне ближе, его рука схватилась за мою лодыжку. Я невольно подтянула к себе ноги, чтобы держать его на расстоянии.
От гнева все мои чувства будто растаяли.
— Гейл ко мне не прикасался! Ты же знаешь, я была в приюте до того, как пришла в пекарню. Я же прислала тебе оттуда записку, — он снова двинулся ко мне, я — от него, так что мне пришлось пятиться, и моя спина в итоге оказалась прижата к подголовнику кровати.
—
От этих слов я будто бы очнулась, осознав вдруг суровую реальность — это и в самом деле не мой Пит — и с размаху влепила ему пощечину.
— Да как ты смеешь! — процедила я, вспыхнув от ярости от подобного оскорбления.
Но такой его реакции я вовсе не ожидала. И даже не заметила, как взметнулась его тяжелая ладонь, которая наотмашь вдарила меня по лицу, да так, что я подлетела на месте, и, потеряв равновесие, шлепнулась обратно на кровать. У меня все поплыло перед глазами от боли и шока, и прошла пара секунд, прежде чем я оказалась в состоянии поднять глаза на Пита. Тот сидел рядом, очумело глядя на свою, видимо, саднящую от удара руку так, как будто ему только что ее пришили. Воспользовавшись тем, что он на миг впал в ступор, я не стала терять понапрасну времени и спрыгнула с кровати, но меня настолько переполняли адреналин и страх, что я даже не могла сразу сообразить где тут ванная. Свернувшись в жалкий дрожащий комочек, я просто забилась в угол в дальнем конце комнаты.
— Китнисс? — произнес он упавшим голосом. Он опустился на колени на пол, меня же ужас оттого, что только что случилось, вдруг перенес в тот жуткий день, когда в тринадцатом Пит пытался меня придушить. Я будто чувствовала, как железные пальцы смыкаются на моей шее, и что я вот-вот умру. Вся прежняя паника и страх вернулись с прежней силой, я уже не злилась, а была напугана, и принялась рыдать: ужасные всхлипы напополам с икотой вырывались из моей груди. Пит снова попытался ко мне приблизиться — теперь его глаза были уже голубыми, и из них тоже лились слезы, и он не пытался их сдержать. Он потянулся ко мне, но я вздрогнула, как будто его прикосновение обязательно причинило бы новую боль.
— Китнисс? — повторил он надтреснутым, испуганным голосом, который при других обстоятельствах тут же растопил бы мое сердце, вызывая желание немедленно его утешить. Но у меня не осталось ничего, что я могла бы ему дать, и я еще глубже забилась в уголок.
— Пожалуйста, просто уходи, — выдавила я между всхлипами.
— Нет, Китнисс, прошу, я… — он умолял.
— Просто УХОДИ! — выкрикнула я, лишь сейчас сообразив, в какой стороне от меня ванная комната. Я бросилась туда, заперлась там и сидела до тех пор, пока не убедилась, что он действительно ушел.
***
В ванной, отгороженная от мира запертой дверью, я просидела бессчетное количество времени. Я даже умудрилась однажды задремать, закутавшись в мягкий капитолийский банный халат и припав спиной к прохладной мраморной стенке. Этому меня научили Игры — как засыпать где и когда угодно, в любой позе. Вышла я, только когда увидела, что дневной свет уже льется сквозь маленькое оконце. Тихонько приоткрыв дверь, я огляделась и обнаружила, что в спальне пусто. И я каким-то шестым чувством ощущала, что и во всем доме — никого.