Good Again
Шрифт:
— Как же это было хорошо, — прошептала я, лаская рукой его плечи и спину. — Лучше, чем в твоих фантазиях?
Он усмехнулся мне в плечо.
— Ты и представить себе не можешь — насколько.
Я улыбнулась в ответ, но, все еще испытывая неутоленный голод, я толкнула его на кровать и впилась ему в губы поцелуем. Когда он оторвался от меня, чтобы глотнуть воздуха, он был явно ошарашен.
— Нужно почаще водить тебя на люди.
Прокатав его нижнюю губу у себя во рту и нежно ее пососав, я ее слегка прикусила.
— Дело не в людях, не в ресторане и не во всем остальном. Просто я люблю тебя. Вот и все, — и я задвигалась губами по изгибу его шеи и вдоль ключицы.
В ответ он застонал, сжал
Лежа на его груди, я медленно приходила в себя, слушая, как учащенный ритм его сердца постепенно приходит в норму. Сколько раз я засыпала под этот звук, когда он был единственным якорем в штормовом море моих кошмаров? И я покрыла его грудь легкими поцелуями, чувствуя прилив ужасной сентиментальности. Порой меня терзал страх, что бы со мною стало, потеряй я Пита, и тогда мне хотелось еще крепче в него вцепиться. Я так привыкла в жизни всего быть самой сильной, заботиться о других, но то, что было между нами, грозило полностью меня обезоружить, и это пугало меня до смерти. Я задрожала, тесней прильнув к нему, и прошептала возле его груди:
— Я так сильно люблю тебя, Пит.
Мне показалось, что я произнесла это слишком тихо, что он, верно, и не расслышал, но тут он притянул меня к себе и нежно поцеловал. Он долго смотрел на меня, будто что-то решая про себя. И сделал глубокий вдох, проведя пальцами по моему лицу.
— Разве не удивительно то, что мы с тобой вместе создали? — прошептал он, пристально изучая мое лицо.
Я лишь кивнула, у меня стеснило грудь. И хоть я не очень верила в существование судьбы, фатума, но в этот миг я чувствовала, как что-то в тонком мире вокруг нас вибрирует, и я сама задрожала в предвкушении того, что нечто сейчас вот-вот случится.
— Никто не думал, что мы с тобою здесь окажемся, — продолжил он. — Удача была явно не на нашей стороне, — он снова сделал большой глоток воздуха. — Ничто не предвещало, что мы будем счастливы. Но, несмотря на это, вот, мы здесь.
В уголках глаз у меня закипали слезы, и я отозвалась эхом:
— Да, мы здесь.
— Ты как, чувствуешь себя храброй? — улыбнулся он мне.
Я обхватила его покрепче.
— Да я никогда в жизни не чувствовала себя храброй.
— Но ты на самом деле храбрая, самая храбрая девушка на свете, — он меня поцеловал. — Самая сильная, нежная, благородная, какая мне встречалась, и я хочу быть с тобой все время до конца моих дней.
Я энергично кивнула, слезы уже беспрепятственно бежали по лицу, но прерывать его не спешила. Пусть он это скажет, Китнисс.
Он взял меня за подбородок и заставил смотреть ему в глаза. Я чувствовала, как он дрожит, набирая в легкие воздуха.
— Выходи за меня, Китнисс. Будь моей женой, — в его взгляде читался столь неприкрытый страх, что я скажу «нет», столь откровенная уязвимость, что у меня упало сердце. Я могла бы истерзать его своим страхом перед замужеством, свою неуверенностью. И даже отвергни я его, он все равно стал бы меня ждать, знаю, стал бы, несмотря на страшную боль от моего отказа. Но цветное полотно света и музыки, история нашей жизни сегодня могла быть написана и по-другому.
— Взять твою фамилию? — спросила я.
— Да, — он был озадачен, но усмехнулся. — Взять мою фамилию.
— Китнисс Мелларк? — я пробовала имя на вкус как множество капель горячего шоколада.
— Китнисс Мелларк, — прошептал он благоговейно.
— Ладно, — прошептала я в ответ.
— Ладно? — он смотрел на меня сверху вниз с недоверием, но оно испарилось, стоило ему увидеть мою улыбку.
— Ладно, Пит. Я выйду за тебя. Возьму твою фамилию. И буду с тобой все время до конца моей жизни. Я в любом случае планировала это сделать, — я взвизгнула, когда он вдруг опрокинул меня на кровать, толком не дав мне закончить, вжал меня в матрас и принялся бесконечно целовать.
— Я заготовил целую речь, — и его голос, когда он это сказал, сорвался. — Я был уверен, ты так просто мне не дашься, — он разом и смеялся и всхлипывал, в его голубых глазах стояли слезы — волнения, радости, вперемешку. Видя, что с ним творится, я и сама не могла сдержать потока слез, они так и бежали по лицу, капали на постель, мешаясь с его слезами, пока он покрывал мое лицо поцелуями. Мы были спутанным шумным клубком всхлипов, поцелуев и смеха.
И я вдруг поняла, что же пытался сказать мне Финник, что означают и невероятная радость на той картине Пита, и буйный калейдоскоп красок на подаренном Эффи платке, и свежесть вечера, проведенного в дружеской компании, и моя беспредельная любовь к этому мальчику, который явился однажды в дождь, чтобы дать мне жизнь.
Мой весенний одуванчик. Обещание, что жизнь продолжается, что снова все будет хорошо.
Именно так. Это счастье было нам открыто, если у нас достанет храбрости шагнуть ему навстречу. Демоны еще могли до нас добраться — через поток нахлынувших воспоминаний, кошмары, приступы скорби. Но мы были вместе и могли с ними бороться, ведь нам доводилось противостоять жестоким обстоятельствам и прежде.
Все это были знаки, случайные ли, или намеренно мне ниспосланные некой высшей силой, которая плетет нить нашей жизни. Но не брать то хорошее, что предлагает жизнь, по доброй ли воле или против нее, было бы лишь актом трусости. Я чувствовала, как что-то, некая парализующая сила, пытается потянуть меня назад, но мысленно оттолкнула ее щупальца. Я не боюсь. Не сегодня.
Мысленно поблагодарив Финника, я взяла лицо Пита в ладони и поцеловала.
— Я солгала. Чувствую себя ужасно храброй.
__________________________________________________________
*Стихотворение П. Неруды в эпиграфе приведено на английском. Перевод с оригинального, испанского М. Алигер, 1977. Полный текст стихотворения на русском здесьb=86489
** Шпатлевать и красить — Прошу прощения за автора и ее ляпы! Она явно не знакома с последовательностью ремонтных работ. Кто же устанавливает мебель и оборудование до того, как закончится отделка? Это же потом все отмывать, если вообще удастся это сделать! Эх, американцы. Общество потребления…